Товарищ

Бодряшкин

Онфим

Лупсидрыч,

народный бодрист

     СВЕЖИЙ МЕМУАР

       НА ЗЛОБУ ДНЯ

       

         Предисловие и Мемуар №1

 

Вот уж отнюдь не вожделение снискать треплёные нобелевские лавры или авторские гонорары сподобило меня усесться за клавиатуру. Не жажда ла­вров, а мучительное душе моей видение той бездны, в кою гро­зит упасть российское общество, если немедля не примется крепить соб­ственный фундамент - беззаветную любовь народа к своему начальству. Ещё будучи отроком и отчаянным пионером, я, Онфим Бодряшкин, навроде Мальчиша-Кибальчиша, или, на худой конец, беспризорника Гавроша, жаждал осуществить личную миссию в исторических судьбах своего Отечества. И все последующие быстротечно застольные и затяжные перекройкины годы провёл в творческом поис­ке некой совершенной формы, в кою следовало бы облачить эту свою жажду, дабы принести бедствующему обществу российскому практическую пользу. Форма, наконец, обретена: отныне я положил себе на труд писать бодрящий мемуар, так при том животрепируя события проистёкшие и прозорля грядущие, дабы в искомом итоге споспешествовать бурному расцвету преданной любви народа к свое­му начальству и, поелику окажется возможным, рождению ответного чувства глубокого удовлетворения. Мой пищедарный ум и твёрдая рука, уверен, патриотично отслужат и Родине, и вам, взыскующий читатель мой. 

Да, быть мемуаристом очень интересно: творческое переосмысление жизни, памятник нерукотворный, обвиненье в плагиате, суд…    

Позволю себе только заметить: благоприобретённая ещё в суворовском училище потребность в регулярности и порядке заставляет меня творить сии записи в строгой форме. Каждый мемуар я буду начинать неболь­шим эссе, как бы задавая очередную тему или вводя нового незабвенного героя, а набивать - фактурой, то есть фактической злобой дня. Мемуар пишу в динамике - в позе современника, а не летописца, - хотя и глаголами несовершенного вида.

Ещё: коль мой труд патриотический, - а у нас это значит и безгонорарный, - я, местами, позволю себе пренебрегать навязчивой самоцензурой и смело пускаться в наболевшие отступления, дабы вы, благодарный читатель мой, за неизбежной узостью каждой специальной темы мемуара не проглядели всю ширь проступающей меж строк натуры скромного автора. Кстати, ищу издателя скорее с правильным государственным понятием в кудрявой голове, нежели с увесистым гонораром в кассе. И от степени фурора, какой возбудит в читателе мой опус, будет зависеть его продолжение

И ещё. Блюдя свою честь в отношении к вам, обнадёженный читатель мой, и, возможно, даже себе в ущерб, напомню первейшее читательское правило: сначала узнай, кто автор – потом читай. Итак, моё предварение…

На свет я появился в роддоме Сорвиголовска, с полсотни лет тому назад. Город лежит – в прямом и переносном смысле - в холодной Непроймёнской стороне, и, по причине наличия секретного завода, в ту пору он был ещё закрыт для иностранных шпионов… Смерть шпионам! Простите, вырвалось непроизвольно. Родился я, почти уверен, поздним утром, дабы ранним не сердить при исполнении дежурного врача-акушера, медсестёр и нянь. Мамыньки-папыньки и прочей якобы родни не знавал с того же позднего мартовского утра, а вырос и развился на бюджете, то бишь исключительно благодаря заботе родного власть предержащего начальства. Сразу заявляю раз и до последней строчки мемуара: всё худое предвзято мною из СМИ и от ненормативного народа, всё доброе привнесено в меня начальством - тем ещё, советским. Оно с лихвой обеспечило меня дарвиновским натуральным правом выживать в неблагоприятной окружающей среде: и то - в пучине Сорвиголовского инкубатора я так и не сгинул, вопреки благоприятнейшим к тому предпосылкам, зато позже капитально отъелся в штабе N-ской части Советской армии, получил высокое армейское, а позже и гуманитарное, образование со всеми вытекающими стипендиями и обеспеченьем, сподобился влёгкую и без всякого, заметьте, блата защитить диссертацию на степень кандидатуры душеведческих наук - моя квадратная голова и тут оказалась не помехой! - получил казённое жильё, и трижды по жизни выдавали мне подъёмные - деньгами, мебелью и прочим вполне годным для ведения хозяйства и личной жизни имуществом и причиндалом. Да и по мелочам советское начальство меня никогда не забывало: всегда получал я из казны и фондов всевсяческие бесплатные путёвки, командировочные, премии, талоны, подарки, нательный реквизит, продуктовые пайки, вещевое довольствие, транспортные средства… Это я ещё случайные доходы опускаю! Мне присвоено воинское звание майора. А майор - кто латинский подзабыл - означает, главный! Правда, из-за рутинной путаницы в документах кадровики из министерства обороны уже лет пятнадцать никак не разберутся: я секунд-майор запаса или-таки выслужился в наиглавнейшие премьер-майоры - читайте: подполковники? Посему, когда общаюсь со знакомыми и с приятными во всех отношениях людьми, представляюсь, по врождённой скромности, секундом, а когда след перед чужаками или врагами козырнуть - ну тут держись: тут я всамделишный премьер! Холост, то бишь, в дамах много понимаю… Очень строг к попам всех конфессий и мимикрий. Попы (с ударением на "ы") в России не пройдут! Я автор нашумевшей капитальной монографии "Эрос в быту начальства" – ну это отдельный серьёзный разговор… Имею и не столь объемные, зато впечатляющие на эмоциональном уровне, печатные работы: «В кризис  нравственность должна быть экономной», «Основы теории справедливого воровства», «Как реорганизовать РПЦ в Музей истории православной культуры», «Как бескровно избавиться от лженеолибералов» и дэрэ. В русскую зиму титанически кормлю синичек – здесь мне равных в Непроймёнске просто нет. Мои синички не какие-то вам птахи-вертопрахи прыг-скок да чик-чирик, а конкретные такие толстушки-веселушки – любо-дорого взглянуть! Как всякий русский человек, я силён в благих намереньях, но и - поверьте на слово! – частенько бываю весьма рвенлив в делах. А главное, я брутальный патриот: родному начальству служу с улыбкой, хожу по струнке и хвост держу колёсиком! Я и, в некотором роде, "чиновник особых поручений", как говаривали в девятнадцатом, любимом моём, литературном веке. Ныне служу ведомым прививатором в Институте животрепещущих проблем: прививаю народу социально необходимую вакцину любви к своему начальству. Считаю себя учёным литератором, знатоком политики, общества, женщин и вообще. Награждён редкостной медалью "За ёфикацию страны". Других обещанных наград пока что не дождался, однако, не ропщу. У меня, как у верного сына России, всё ещё впереди!

Моё кредо: бодрись!

 

 

    Мемуар № 1. «Начальство и народ – едины!», или один день в ЖИВОТРЁПе

 

Окидывая аналитическим взором прошедший перекройкин год, я снова возвращаюсь к тому, по меньшей мере, счастливому для местного народа дню, когда в нашем застольном граде воцарилась новая администрация. Когда я прознал, чьи светлейшие умы и че­стнейшие сердца из среды местных и завезённых женералов и директоралов соста­вили администрацию Непроймёнской стороны, я не мог удержать нахлынувших чувств и, помню, обвешавшись саморасписными плакатами и бия себя по звонкой медали на груди, примчался на центральную площадь областной столицы и возопил: «Всё, товарищи! Дождались! Светлейшие умы! Честнейшие сердца! А какие послужные списки! Новые кадры решат всё! Наше дело правое! Мы победим!»

Тут же, конечно, нашлись скалозубы, принялись альтерна­тивно кричать: «Наше дело левое! Мы победим!», и ну в меня кулаками и древками флагов тыкать: опять, мол, этот Бодряшкин поспешает свежему на­чальству публично лизнуть, дабы к должности приставили…

 Никак нет! Я далеко не аполитичен, но беспартиен принципиально! Я считаю: партии нужны, только когда над государством сгущаются тучи нашествия. Только в предгозье революций, гражданских бунтов и пребольшущих войн политические позиции участников общественного конфликта вызревают и обнажаются вполне, и даже той публике, коя «не в теме», становится ясно – к кому примкнуть или за кого голосовать. В тихие же недогоняющие времена деление российского общества на «правых» и «левых»,  «наших» и «ненаших», «вылезших из…», «спустившихся с…», «катящихся в…», «идущих на…» – всё это деление изобретено политиканами, дабы в мирном обществе организовывать борьбу и, тем самым, не лишиться пропитания. Ну, правда: у нас «левого» поскреби в области природной жадности – найдёшь правизну, «правого» поскреби в районе общественной совести – обнаружишь левизну. Согласитесь, политичный читатель мой, в современной России демократы – не демократичны, коммунисты – не коммунистичны, консерваторы – не консервативны, либералы – не либеральны,  националисты – не нацисты, партизаны – все кухонные или чеховские дачники, а социалистов – тех и вовсе нет. Да что там ненужные партии, что - ручные профсоюзы! У нас военные – не воинственны, гражданские – не гражданственны, спортсмены – не спортивны, необразованные – ничего не знают, образованные - ничего не умеют, одни только женщины – женственны: дамам и девушкам – ур-р-ра! А вот разделение обще­ства на начальство и народ естественно и законно. Без указующего перста начальства, без отцов-командиров - и сама история человеческого общества не состоялась бы. Лазали бы сегодня по деревьям, как девица Клунева со своими бойфрендами, на головы прохожих мочились. Начальство возглавляет государство и ведёт народ, значит, для народа начальство есть синоним государства. Обустроить Россию есть шанс только в смычке начальства со своим народом. Начальник приказал – значит сделал! Вокруг субъекта государства русский народ сплочён и повторяет все его действа, включая глупые и катастрофические: государство  воюет – и народ ложится костьми; государство строит империю, строит капитализм или социализм – и народ строит их же; государство себя разрушает – и народ его громит; чиновники воруют – и народ не отстаёт… Без начальства, без своих героев, народ может стать субъектом истории только при условии, если им овладеет новая идея, а затем, под сию идею, выдвинутся отцы-командиры, желающие стать новым начальством, и возглавят. Но это уже будет редкий случай социальной революции, катастрофы, когда государство - читай: начальство - не способно управлять по-старому. О сём ещё товарищ Ленин архиправильно писал. А разве народом овладела новая идея? С новой идеей давно заковырка: капитализм был, социализм был, коммунизм тоже уже объявляли…  

  Что же касается «публично лизнуть начальству»… Я даже в детстве не лизал интернатскому бандиту Прыщу. А Прыщ был, я вам доложу!.. Его все воспитатели боялись, даже физрук. Я не холоп, но почему бы начальнику не оказать услугу? Только с вами, доверчивый читатель мой, буду наивозможно честен и прям: душекопатель от природы и военный душевед по диплому, я не раз замечал за собою: да, в нежданный момент воцарения новой администрации во мне всегда утверждается непоколебимая вера: именно такого начальства нам и не хватало все предшествующие годы! Но тактично напомню возможным критиканам: сия особенность моей на­туры отнюдь не зоологическая редкость в Непроймёнской стороне. Напротив, кричать «Ура!» свежему нача­льству - поистине национальная черта наша, а посему я ничуть не стыжусь быть счастливым её обладателем. Да и во всём подлунном мире с уважением к начальству всё ровно так же, как у нас: ещё Рабле упоминал книгу «Об избыточествующем чинопочитании», а уж какое свободонравие и бодромыслие царило в Западной Европе в эпоху Возрождения!    

Итак, воодушевился я, помнится, необыкновенно. И было от чего!

Наидемократично назначенная администрация, имея благой целью строительство  Второго капитализма, кинула в беспробудные непроймёнские массы новаторский лозунг: «Начальство и народ - едины!», и, мудро им руководствуясь, деятельно взялась подогревать и прикипать к себе остывшие сердца, так называемых, простых людей. При сём новые админы, не выпуская из виду и своё неомрачённое случайностями будущее, без коего, само собой, невозможно случиться истинному счастию народа, решили официально задуманные «Мероприятия по общенародной прививке вакцины любви к начальству» поставить на околонаучную ос­нову, традиционно «закрытую» для праздной общественности. С сей похвальной целью администрация Непроймёнской стороны открыла  при себе Институт животрепещущих проблем, в аббревиатуре - ЖИВОТРЁП. Естественно, мне, кандидатуре душеведческих на­ук и автору ряда оригинальных околонаучных трудов о начальстве и его народе, предложили в ЖИВОТРЁПе должность ведомого прививатора.

С захватывающим профессиональным успехом состоя в этой должности и поныне, я имел возможность тысячекратно убедиться, сколь недальновидно отпал народ очерствевшим сердцем от первой заповеди счастливого бытия: «Возлюби своё начальство!» Поприще моё, замечу, отнюдь не из прохладно-лёгких! Вот, к примеру, факты по злобе только одного рабочего дня, когда мне, по графику, довелось остаться в ЖИВОТРЁПе дежурным прививатором.

 

 

          Глава 1. Бледная Спирахета, или «Я - никто!»

 

Я фигура официозная, а, стало быть, не имею права оказаться не в теме и прилюдно угодить впросак, и тем подвести начальство. Посему, рабочий день свой в кабинете ЖИВОТРЁПа я завсегда начинаю с беглого просмотра в интернете бодрящих новостей: «В госпитале врачи нас успокоили: въезд на территорию госпиталя запрещён, но не для катафалков»; «…первенства по футболу. Счёт вчерашнего матча Германия - Россия: 2:2 в нашу пользу»; «Вася, желаем тебе, как законодателю, чтобы и твой новорождённый сын стал успешным вором в законе»; «Тут-то архиерей-реформатор и заявил: «Хватит уже нам экономить на огарках! Пора договориться с налоговой службой и взимать церковную десятину, как НДС, в форме федерального налога»»; «Профессор, тотализаторную общественность интересует: на кого ставить на очередных выборах в Госдуму?»; «Теперь заживём! Президент России приказал восстановить мелиорацию. Начальник приказал – значит сделал!»; «Вчера в России образована государственная объединённая партия  (ГОП) «Недогоняющие». В СССР, кто помнит, советское начальство, хотя из-под палки, но заставляло советский народ догонять Америку. И мы, догоняя буржуев, во многом преуспели сами. Когда империалисты заменили советское начальство на либеральное, новое начальство поклялось впредь Америку не догонять, а собственного пути не изобретать, и в том нашло полное согласие у нерадивого своего народа. То есть, в России возникла вполне либеральная политико-экономическая база для единения начальства и его народа – не работать всем! А коль появилась база, вчера подкатили ей надстройку: ГОП «Недогоняющие»»; «Вышел в свет девятый том атласа российского бездорожья»; «Официально признано: Ломовский суд – самый гуманный суд в мире!»; «Специально для чиновников госкорпораций Правительство РФ объявило конкурс «Почувствуй себя Берлагой». В отличие от Остапа Бендера, государство гарантирует конкурсантам неприкосновенность их имущества, нажитого непосильным трудом. Цель конкурса – стимуляция и популяризация четырёхсот новейших способов сравнительно честного изъятия в свою пользу бюджетных и корпоративных денег»; «При Правительстве России открыта международная Высшая школа олигархизации. Президентом школы назначен известный олигарх Сироцкий. Первыми слушателями стали бизнесмены и чиновники из слаборазвитых в олигархическом плане стран: Австрии, Норвегии, Дании и прочей евроботвы»; «В Вашингтоне, перед Белым домом, прошла массовая акция сторонников правильного применения слов в английском языке: митингующие первым делом потребовали переименовать Министерство обороны США в Министерство нападения»; «Вскрытие тела в морге судебно-медицинской экспертизы дало, однако, совершенно неожиданный результат: в день своей смерти этот скандально известный столичный тележурналист свежей человечины не употреблял!»; «…пили в сауне, и тогда мы бросили жребий – кому в какую партию записываться»; «Граждане, будьте бдительны! Высшие должностные лица России принялись взасос целовать гостей страны»; «На заседании Госдумы главный нанотехнолог страны, прося у депутатов очередной бюджетный триллион и в неявном виде намекая на шанс превращения России в великую нанотехнологическую державу, с весьма обнадёживающим пафосом доложил: «С нанотехнологичной нанотехнологичностью нанотехноложа супернанотехнологии нанорогов и нанокопыт, нанотехнологи Нанороссии по-нанотехнологически нанотехнологично нанотехнологствуют в нанотехнологических нанотехнологиях…»»; «Передаём заклинания Министра сельского хозяйства РФ: «Доись, доись, доись…»; «На вчерашней презентации самочитающихся книг в столичном Манеже известная светская львица, девица Клунева, вновь заявила о недостатках в образовательной системе России. «Почему в этой стране в школах не изучают историю моды и основы безопасной любви? Почему в этой стране педагоги не таскают учащихся за уши, не бьют указкой по рукам, не ставят в угол, не размазывают по парте, а только вымогают? Почему в этой стране так много анекдотов о тупых и сексуально озабоченных учителях и об исключительно находчивых учениках? Почему в этой стране уже двадцать лет число дипломированных специалистов растёт в тридцать раз быстрее производительности труда?»»

На последний риторический вопрос девицы Клуневой я уж было собрался авторитетно, как сам-поучитель, ответить, да тут раздался невнятный стук в дверь. Простите уж, пытливый читатель мой, но так обычные люди не стучат…

Фигуру, возникшую на рубиконовском пороге моего кабинета, я поче­му-то сразу мысленно окличил Бледной Спирахетой, хотя, если по совести, мне не приходилось наблюдать сего микровозбудителя спокойствия неосторожных с гигиеной мужчин и женщин ни в натуре, ни в кино, ни даже на картинках в медицинских учебниках. [В квадратных (!) скобках замечу: я не шарлатан-ясновидец и не импортный детектор лжи, но бывалый психоаналитик, и потому частень­ко в первые мгновения знакомства с незнакомой персоной, имея целью регулярный прирост своей душеведческой квалификации, стремлюсь задать сей персоне интуитивную оценку, не искажённую ещё последующей изустной или анкетной её брехливостью. И сколь же часто моя предваря­ющая беседу оценка оказывалась верной на все сто!] И сейчас, к моей вящей догадке, передо мной замаячил бледнолицый страдалец-интеллигент, а не гордый носитель мужских брюк, и я изготовился к соплям и воплям. И, кстати, я сразу отказался от мысли угостить ледащенького Спирахету  казённой соткой водки, как мой Патрон советует, дабы вызвать посетителя на добровольную откровенность, а не клещами за язык тянуть.

Но вот, шажочками ко мне пройдя, Спирахета усаживается на полкраешка стула, очки нервно сдёргивает с носа, подшмыгивает ровно пять раз, подаёт визитку с  вензельками и, наконец, судорожно привсхлипнув, в сторону открытого настежь окошка ну завывать:

-   Найти себя… Не могу найти себя… Я – никто… Не нужен я ни начальству, ни народу, хоть вены режь…

Залибераленный интеллигент плачет, что не нужен русскому народу? Усомнюсь! И тогда для придания моменту пущей историчности, я по-отечески взгневляюсь:

-  Эт-та как же вас, батенька, изволите понимать: «ни начальству», «ни народу»?!  Так противопоставлять начальство и народ - это, знаете, чревато! Они у нас близнецы–братья и всё строго пополам делят: большую половину сразу - по заслугам! - начальству, остальное – дабы не баловать народ! – поровну всем.

-  Они есть, потому и делят. А нас, интеллигентов, нет – в дележе не участвуем. Вот и пишу «в стол»: романы мои не публикуют, пьесы не ставят. Неправильно это всё и неправильные все! Жизнь кончается: пора мне ставить точки над «i». Я прочёл вашу книгу, ответьте: если, как вы пишете, общество российское, по традиции, состоит исключительно из начальства и наро­да, то почему под «народом» подразумеваются одни только рабочие, служащие, крестьяне да простые ИТР, а интеллигенты - ни начальство, ни на­род, а так… – никто? И, ведь, обращениеце с нами соответственное, как с «Никем». Помните интеллигентскую строку из пролетарской песни: «Выш­ли мы все из народа…»? Из народа, выходит, мы вышли, а к начальству не дошли? Вот и болтаемся между ними, как…

Ну, я будто в родниковую воду глядел, когда интуитивно нарёк очкарика Бледной   Спирахетой. Изверившийся, мелкотравчатый творческий интеллигент! «Писатель»! В дележе он не участвует - вот и вся причина воя! И звать нытика как-то подозрительно - Силый Дроволось. Наперёд знаю: болтается он в проруби именно как…

Для русского интеллигента главное в жизни - это иметь надёжный «тыл»: работающую жену с квартирой. У непечатного Дроволося, как я первым делом выяснил, «тыл» торгуют оптово соляркой, мазутом и строительным битумом, а трудовая книжка «писателя» всю последнюю четверть столетия лежит в фирме супруги, то есть, трудовой стаж преспокойненько идёт, пенсионный счёт своим чередом наматывает, квартира с диваном имеется, и недурственная дачка с видом… - наши интеллигенты умеют прекрасно устраиваться за счёт самоотверженных жён. Но поди докажи ему, благополучному лежебоке, что пролиберальные законы ра­звития современного российского общества, победоносно строящего Второй капитализм, буквально ломятся демократическим содержанием, хотя бы в том смысле, что начальство каждый раз падает на наши головы с родного Кремля, а не с Эвереста какого или, чем паче, с планеты Заклемония, и не приползает из космической «кротовой норы». Вывод прост: любой и каждым интеллигент, недовольный своим статусом «Никто», имеет свободу выбора - либо, взявшись толкаться локтями, пробиться в начальство, либо, взявшись за ум, вернуться к станку или плугу. Хочешь, волнистый мой, в стройные начальники записаться, что ли? Пойми, дурачина: начальствовать – это призвание! Серьёзные товарищи рождаются сразу с жизненным опытом, мёртвой хваткой и пятью указательными пальцами на руке, и говорить с пелёнок начинают глаголами повелительного наклонения, а новая должность у начальника – это всегда как первая любовь! Любовь к должности, войдя первою в юное сердце истинного начальника, последней, на самом смертном одре, покидает его. У начальника, вступившего в новую должность, даже тянется вверх и распирается сама фигура, густо басеет голос и является победное выраженье глаз!

А в тебе, интеллигент, с должностью, ну что может измениться? Ты, если не отхватишь должность, что – сразу в петлю? Моток пеньковой верёвки тебе дать, табуретку под ноги поставить? Как бы ни так – полезешь ты с диванчика в петлю! И заводской рабочий, оставшись без нового станка, не прыгнет под трамвай, и крестьянин, лишённый нового трактора или плуга, не кинется на вилы в силосную яму. А вот начальник, окажись без кресла, от потери смысла жизни очень даже может и прыгнуть, и кинуться, и в петлю залезть, а в лёгком случае - надолго сляжет. Вот верный знак призванья – и, между прочим, любого призванья, не только начальственного. Интеллигенту надо прояснить! Он глуп у нас как-то по-особому: в его тактике всегда обнаружится разброд, в стратегии же - заключена смертельная для страны опасность!

Конечно, я надавал Спирахете кучу бесценных советов, а пер­во-наперво: жаться к начальству делом и телом! Я бодрил его пер­спективой: сегодня властные начальники, мол, с думами интеллигентов ой как считаться взялись, и с вами, Силый Дроволось, завсегда найдётся кому и за что посчитаться! Я советовал: возлюбите начальство – властное или хотя бы издательское - и воздастся вам должностью или деньгами! Бодритесь: начальство вам поможет! Но Спирахета сходу не поддаётся моему взбодрению и опять скулит:

-  У начальников на сто лет вперед всё схвачено. Да и не хочу я ни в какое властное начальство – репинскую лямку тянуть: народ всё одно ладью утопит и сам ко дну пойдёт…

Ещё бы творческий интеллигент стремился к власти! С умничающим без повода начальством - крах всему!

Отвлечёмся… Что, непокорный читатель мой, есть власть?

Власть – это способность человека или организации изменять поведение других людей или организаций в соответствии со своими желаниями. Желание, выраженное в рамках власти, называется волей. Изменение своего поведения в соответствии с выраженной сторонней волей называется подчинением. Начальник волеизъявил – значит сделал! Признанная власть является легитимной властью, потому что власть господствующего класса, согласно Грамши, держится на силе и согласии. Механизм власти - принуждение и убеждение. Всё!

Конечно, народ – это, по Бодрийару, «молчаливое большинство», пассив. Народ охотно отдаёт политические функции активу, а сам блаженствует в кругах частной жизни и комфортно чувствуют себя «ведомым». Начальство – это, по Бодряшкину, «болтающее меньшинство», актив. Страшно представить, если бы молчаливое большинство принялось активничать: ежедневные революции истребили бы всю органическую жизнь на Земле. Между пассивом и активом из отщепенцев образовалась прокладка - интеллигенция. Она служит начальству, но, в отличие от народа, не согласна с отведённым ей местом в обществе. А в своей проруби интеллигенция очутилась, ибо предъявляет обществу – начальству и его народу - невыполнимые требования и претензии, сама при сём не обладая требуемыми способностями. Общество не принимает себялюбивую прослойку, посему интеллигенция всегда замкнута и, как правило, нелояльна к власти и презирает народ.   

- …Простые люди грубы, - продолжает нытьё Спирахета, в упор не слыша моего внутреннего монолога, - необразованны, неблагодарны: построй им что-нибудь – тут же сломают или сожгут! Вот если бы властное начальство мои идеи утвердило и приказало народу претворить…

Отухни, друг! Как русский интеллигент, Спирахета всё-всё на свете как бы понимает, да вот беда: сделать – хоть и самую малость! - не желает. Зачем так много знать, коль ничего не делать? Ведь без труда умение ничего не стоит и не оплачивается! Русский интеллигент чудак: он жив своею осознанной болью за злосчастную страну, а вот её текущие насельники – начальство и народ – ему сильно не по нраву. Значит, вопрошаю про себя, если начальство и народ исправятся, возлюбив друг друга, тогда боль в интеллигенте утихнет или даже исчезнет вовсе, и придёт ему, как явлению, конец?

 А чем плох чудак, броситесь вы спрашивать меня? Отвечаю: чудак всегда ждёт чуда - и оттого на боку лежит, а полезно для общества работают другие. Интеллигентский наш пессимизм - что человек, мол, вошь ползучая, ничтожество и пыль - восходит ещё к Екклезиасту. Интеллигенту русскому, истязая себя и близких, только бы отрешённо думать и воображать. Но опыт не может угнаться за мыслью - это философская аксиома. Да и никто уже, кроме, надеюсь, верховного начальства в наглухо закрытых кабинетах, давно не понимает: что нужно делать стране и миру, дабы просто выжить. И пусть интеллигент экзистенционально чувствует, что выход найти можно всегда, но – о, ужас! - только представьте, дальновидный читатель мой, если бы, вдруг, начальство взялось переплавлять все нарытые горы интеллектуальной руды!.. Материальный мир развивается детерминировано, а человеческий разум – свободно. Природа мироздания дуалистична: индивидуальна и коллективна одновременно. Индивидуальное сидит в мозгах, коллективное – в обществе и в экономике. Мироздание не терпит излишеств! Не перегораживай начальство эту прорву свободных дум - и цивилизации оказались бы ввергнуты в хаос! Чего бы философствующей интеллигенции не сменить репертуар: от упаднического фарса свободных умствований - к бодрящей трагикомедии детерминированного действа?! Это ведь всё никудышные интеллигенты зачинали обрушивать наше государство: монархию ради социализма, социализм ради либеральной демократии, а теперь - обвыкнуть ещё не успели - уже и к горлу ввозного либерализма ногтистые лапы свои тянут! Помните, как в конце СССР интеллигенция убеждала и саму себя, и советский народ, и весь подлунный мир в никчемности всего советского? Помните, как вопила она о ничтожестве русской нации, как обзывала систему, а вместе и родное государство, «совком»? Ну, обрадовался западный мир, если уж они сами себя называют никчёмными и ничтожными, значит, так оно и есть в самом деле – это даже не наша пропаганда…

Я не Сократ, но мыслить тщусь категорично! Так вот, на шкале истории, интеллигент сначала был антимонархист, потом - антисоветчик, ныне стал антироссийщик и уже почти антилиберал, а в принципе - как был, так и остаётся контрой. Ну, по мне,  пусть интеллигент сегодня душит чуждых русской природе неолибералов - поделом! Буржуйская демократия как тип социального устройства для стран «золотого миллиарда» в отношении остального мира, а значит и России, несправедлива и исторически обречена. В демократии индивидуальные и коллективные начала случайны, а это чревато! Потому и век буржуйской демократии будет короток, в отличие, к примеру, от тираний и неизбежного во всём мире коммунизма, как его ни называй. Демократия – худшая форма правления собственной страной, зато лучшая – чужой. Из-за бугра привяжутся к чужому пустяку и подговаривают народ: выберите-ка себе лучше другое начальство; ладно, выберет народ новое, однако всё останется по-старому, тогда опять подговаривают… - и так до полного развала чужой страны. Такая демократия противна интересам большинства. Любая форма демократии - античная, боярско-цеховая, советская, либеральная… - наполнена классовым смыслом. Зачем нам старичок-капитализм, когда он из паровоза, кой вперёд летит и тянет за собой, давно превратился в капитализацию брэндов и зомбирование «неправильных» народов? Считаю, позор для приличной молодой России - воспринимать людоедско-демократическое мировоззрение, когда «золотому миллиарду» только жить, а остальным  людишкам – сгинуть. Демократия – это, теоретически, власть народа, а не действующая избирательная процедура, написанная ангажированным ЦИКом. Демократия вовсе не обязательно осуществляется прямыми выборами и не должна следовать во всём законам, тем паче, что и выборы, и законы исходят от начальства, а значит, объективно выгодны в первую очередь ему. А если - мне даже страшно представить! - начальство временно заблуждалось? Ведь буржуазная демократия раздувает конфликты и терроризм, а нашу многонациональную страну прямо ведёт к гражданской войне и военной оккупации, считая, что идейно и экономически мы порабощены и обворованы на полвека вперёд.

Всё так, но без начальства куда прикажете народу русскому бежать? Ну, вот лично вы, усердный читатель мой, знаете, в какую сторону из Второго капитализма нам скакать, когда направление движения ещё не задано начальством? Мычите? То-то и оно! Куда народу без начальства! Без головы может быть всадник, но не лошадь. А у интеллигентов – хоть санитаров с носилками на них вызывай! - какая-то необъяснимая патологическая ненависть к любой власти, тянущей на себе страну. На философических думах, что ли, Россия строилась тысячу двести лет и по сей день стоит? И, главное, азартно так государство заклеймят и пособят внешним врагам разрушить его, а сами позже, как  азарт улетучится, сбегут за рубеж или на свои кухни, дачи, или во всемирную паутину спрячутся и прочие сети и секты: мы не на то, мол, рассчитывали в итоге. А тем временем возбуждённый ими народ, тоже вошедший в азарт, начальство текущее – на вилы! И опять у нас кругом руины – в головах, на улицах, на предприятиях - везде! Одни враги при доходах остаются. Это как немецкие философы, Хайдейгер со товарищи: развели красивую клумбу нацистских идей, откопали даже мифических нибелунгов, подсобили Гитлеру на фоне сей клумбы законно прийти к власти. Глядь, а историческая практика добротного фашизма какой-то некрасивой вышла: переродилась быстренько в оголтелый нацизм. И поуходили философы во внутреннюю оппозицию к новому германскому начальству, да только поздновато: большинство «философствующих» было расстреляно благодарными нацистами. Интеллигент русский такой же: пофилософствовать горазд, но за свои идеи отвечать совсем не хочет! И не поймёт никак: у нас и общества-то как не было, так и нет, дабы их философию воспринимать и по ней жить, как по Конфуцию тысячелетия живут китайцы. Хотя, согласен: русские философствующие интеллигенты несколько повлияли на русский мир, на русский дух и стиль. Да не велика заслуга! Просто благодатна у нас почва: каждый русский сам чуточку философ. Но нынешним философствующим интеллигентам лично я не отдал бы на откуп новый русский путь. Почему?

Только вам, умудрённый читатель мой, дам своё определение философии. Теоретически, философия есть человеческий опыт, выраженный языком понятий,  практически - порядок суждений для управления здравым смыслом. Наука из наук! Что может быть важнее здравого смысла, когда любое в мире общество складывается из индивидов с частично или полностью даже противоположными смыслами? Сонмы противоречивых смыслов! Так вот, и начальству, и народу русская философия остаётся не нужной только потому, что она сама по себе из рук вон плоха. Она так и не стала полезным инструментом, как прочие науки: не даёт того, чему в первую очередь должна служить - пониманию основ и фактов бытия, прогнозу и, конечно, пресечению чрезмерных групповых увлечений всякими утопиями. Философ, дабы услышанным быть на Западе, должен писать публицистику, в России – писать романы. И где сии романы? После Льва-нашего-Толстого, после Фёдора-нашего-Достоевского, где, спрашиваю я ныне пишущих интеллигентов, где ваши романы, учащие русских жить, где идеология и ориентиры для страны? Пустыня! Не поверю я, что сегодня «в стол» пишутся хорошие романы. Тогда на какое отношение к себе рассчитывать мог ты, интеллигент, радетель наш, сам всегда с неопределённой зыбкой позицией? Не зря тебя, раскусив, ещё в позапрошлом веке прозвали «никудышником»: ни воли, ни дисциплины, ни малейшей способности к общежитию и коллективному труду… А чего стоят извечное попирание тобою достоинства ближнего своего, твоё презрение к тупому и грязному народу своему, твои кукиши в карманах на любое работающее изо всех сил начальство! Каждый наш интеллигент-философ за свою жизнь продумывает мыслей столько, что хватило бы для исполнения тремя поколениями русского народа. Ему - приятно, кормильцам – бестолково. Не лучше ль, наконец, интеллигенту запрячься в лямку и, плечо в плечо с бурлачащим начальством, пахать очередную целину и сеять в народе разум, добро и вечность?

-  И у меня, - добавляет между тем Спирахета, почти роняясь на пол, - вяло текущая экзистенциальная грусть. Вы представляете, что это такое?

Я не Декарт, но иногда такое логически загну!..

-  Экзистенциальная грусть – это когда хочется ничего! – отрезаю по-военному.

- Какой смелый и точный оксюморон! – Спирахета выпяливается на меня, как на  утопленника. - Это определение из нового философского словаря?

- Если бы! – отвечаю скромно. - Словари не поспевают за свежей мыслью. Просто всегда нужно быть в теме…

В общем, так: у нас интеллигент - простой, а случай - сложный. Я, конечно, профи, в смысле «А поговорить?!», но интеллигент у нас запущен дико: с одного захода не проймёшь. Записываю Спирахету на повторный приём. За эндемичного ныне интеллигента стоит побороться! Да-да, пора начальству оградить российских интеллигентов, как популяцию исчезающего уссурийского тигра, дабы спасти их от тихого истребления куда более вредной для нашего общества буржуазной модой. Я принципиально критичен только к интеллигенции в общем, как к институту «лишних людей», донимающих начальство, приятелей и собственных жён своими бесконечными и, как правило, бесполезными думами, а в частности – очень даже расположен к этим, зачастую милым и культурным, людям.  

Да, быть интеллигентом очень интересно: поиск смыслов на продавленном диване, кукиши в карманах, преследования от начальства, суд…

 

 

          Глава 2. Животрепещущая тривизитка

 

Я не француз, но к девушкам испытываю трепет! Но в ещё большей степени при каждой новой встрече с русской красой моим существом овладевает безграничное удивление: как на дико оскудевшей отечественной клумбе ухитряются в изобилии взрастать столь ослепительные розы?! Поневоле русским дендрофилом станешь! А вот в удобренных и обильно поливаемых америках-европах красивых девок вовсе нет: как сам бывал – не видел ни одной! На их дам без слёз не взглянешь: год красивую ищи – весь год проплачешь! А тут, бесплатно и с доставкой, рабочего средь бела дня, открывается дверь - и нате вам прекрасный образец…

В белокурой и высокой нимфе о девятнадцати годах, что вся в мини и глянце возникла пред моими восхищёнными очами, было всё для благотворной и щедрой любви к начальственным, завсегда нехилым, лицам: животрепещущая тривизитка – 110-70-110; обворожительная млечность; волнительная походка «змейкой»; манящий взор ярких васильковых глаз; румяные щечки с пикантно исчезающими ямками; чувственной вырезки губы – сочные истекающие алой слизкой; точёная цилиндрическая шейка; золотистые и подвижные кренделёчки на висках… - ну всё! А кожа… - какой там, на фиг, шёлк! - кожа… - ну просто мамынька родная, кем б ты ни была! Это я ещё ногти и ресницы опускаю! Ну а попа её, по округлости, посрамит геометрию циркуля! Как увидишь деву такую – помирать неохота! Присела на самый краешек скрипнувшего стула, кой – мрак! - стал выглядеть сразу обветшалым, вульгарным и как бы принесённым из хлама дачного сарая, ножки свои длинненькие, полненькие - какие особенно приятно жать и гладить - в туфельках на каблучке со шпорками, вытянула и скрестила, а спинку парфянским луком выгнула, да так, что спелой грудью, развёрзшейся из низкого выреза блузона, и парфюмом окончательно меня достала… – ну, хоть кричи! Про таких душечек мой Патрон как-то, по нетрезвому случаю, потрясая именным Макаровым, изрёк (даю в трезвой редакции, как сам помню): «Исчезли многие русские типы: не стало больше волевых, суровых лиц, какие у старых воинов были; не стало теперь басов и сильных теноров – в оперу некого призвать; сгинули невесть где иные родные типажи; но если не станет полнокровных весёленьких блондинок с молочной кожей и золотистым пушком, отплясывающих бойко и поющих звонко, всё: уйду в последний свой поход – убью поголовно двадцать пять врагов Родины и сам застрелюсь, на!..» 

Только, восхищённый читатель мой, не след задавать чеховским душечкам вопросы из смежных отраслей!

Здесь я - не без тянущей тоски и грусти – расскажу: халтурил в молодости и как-то, экзаменуя студентов мукомольного техникума, одну голубоглазую красавичну-блондинку спросил - строго по билету: «В чём заключается брак муки?» Ответ и образ самой дивы запали в меня на всю жизнь: «Брак заключается – это когда замуж выходят. А мука разве может замуж выйти? За кого?» Такая девушка - в подругах или в жёнах – мечта любого правильного русского мужчины! А я, молодая тогда кандидатура душеведческих наук, весь из себя, почти герой, но, увы, с квадратной головой, едва уволившийся из армии  и посему ещё без толики житейской мудрости на гражданке, в зачётку ей поставил «отлично» и просто ушёл, потеряв свою непосредственность навек… Простофиля! С тех пор, как встречу душечку, возносящую мою память к образу красавичны-блондинки из мукомольного техникума, как припомню её «брак муки» - сердце под ложечкой защемит… Лопух: счастье своё упустил! Чувственные девушки после успешно сданного экзамена так сильно возбуждаются… – бери её, тёпленькую, и тащи скорее в ЗАГС или ещё куда…

Да, быть девушкой очень интересно: наряды, шопинг, женихи, вихрь жизни в трубке телефона, кредит невыплаченный, суд…

Лицо нимфы и, особливо, уклончивый поначалу взгляд отражали, однако, некое сомнение, из чего я смело заключил: девица стоит перед выбором своей жизненной стези, и посему заботливой мамашей отправлена за бесценным советом к авторитетному специали­сту по кадрам и вообще.

Отвлечёмся… Кто читал мою диссертацию, знает: самую неукротимую любовь к начальству испытывают народные представители именно женского пола. Тем паче это справедливо для сексапильных дамочек - тех вневозрастных и нежнейших созданий, коим становится буквально дурно от одного только слова «работа». Ладно, работницы - в заскору­злом понимании сего термина - работницы такие дамочки в самом деле никакие. Однако, замечу, не так богато живём, дабы, уступая расхожим во всяких там америках-европах представлениям о нравственности, отринуть от общественно полезного труда целые толпы потенциально дееспособных российских дам. Нравственность должна быть экономной! Давайте же и мы начнём пого­ловно осуществлять хотя бы первую часть принципа «От каждого - по способностям, каждому - по труду», если уж вторую половину, по обыкновению, заговорили вусмерть. Я, как истый защитник вдовиц и девиц, утверждаю: наши прекрасные, но испытывающие естественное отвращение к труду дамы и девицы могут решающим образом улучшить производственно-экономические показа­тели тех предприятий, на коих им доверили бы словом и телом трудиться в парфюм-макияже лица своего. Мы не падшая Америка, чья конституция не предусматривает для граждан право на труд, равно как права на жилище и на отдых, на образование и на охрану здоровья, старости и семьи, зато есть право распивать спиртное и носить оружие - хоть пулемёт в кармане. У нас право на труд должно быть гарантировано всем! А то, не будучи приставленной к делу и утомившись пялиться на телесериалы, зайдёт этакая дива на сайт знакомств и, представляясь миру, подумав, настучит по клаве в надлежащих графах: «Ищу  вторую половину для сношений», «Верю в любовь с первого подарка», «Хочу драйва с украинским инвестором Махно», «Обожаю проводить свободное время», «Заочно учусь пить через соломинку», «Одни словосочетания! Когда же бракосочетание?», «Люблю многое: мужчин, шопинг, ещё чо-нить…», «Мечтаю научиться выигрывать в лотерею», «Ищу спонсора для похудания», «Образование – диплом»… и далее в том же неподдельном духе. Или прильнёт к сотовому телефону, истинному чуду бытия, и как достойная наследница Эллочки Людоедочки, раздуется, яко мыльный пузырь, до таких размеров, что займёт собою и своими подругами не только родительскую квартиру и город проживания, а уже и страну всю, и даже её традиционно плохо-русско-говорящие окрестности. Но пусть недалека моя фемина, пусть, зато с верной прививкой от феминизма!

Вижу, скромничает красна девица моя, не знает с чего начать. Тогда я бодрю:  

- Искала, верно, местечко непыльное. Забрела в кон­тору «Хвосты и гривы». Начальник, кот-толстопуз, осмотрел тебя, ощупал со всех сторон и предло­жил: «Плачу полторы ставки секретаря, премию ежемесячно пятьде­сят процентов, плюс «за вредность», плюс «на лечение», плюс «из своих», плюс харч, пайки, шмотки и телефонное право, плюс «мотор», профсоюзные пу­тёвки и однокомнатную для начала… Работать: за ставку с премиями - в дневное время, за «плюсы» - в ночное. И чтобы мне «плюсовую» работу исполнять без капризов и независимо от того - когда, где, как и сколько её потребуется. Зимой со мною – в русскую баню в купальнике летать на гнедой тройке с бубенцами, летом – по Средиземноморью на горбатых джипо-верблюдах кататься». Так обстояло дело?

-  В общем, та-а-ак, - отвечает фифочка с невообразимой скромностью, румянится на щёчках, шейке, и приопускает густые-прегустые ресницы. – А на ваш взгляд, мне давать, не давать котику… согласие на сотрудничество? Он ещё и не старый…

-      Конечно, давать! - говорю убеждённо. Ну, право, шикарный читатель мой, не предлагать же подлунной диве идти белошвейкой в подпольные цеха?! - Ты имеешь к сей деликатной специальности ярко выраженную природную склонность. При-род-ну-ю! Значит, родители, считай, уже благословили. А зарывать свой истинный талант – страшный грех: об этом даже евангельский сюжет есть.

-      Ну-у-у… – мнется дива и, наконец, решается. – Натура моя не противится добывать средства к существованию своими, как вы заметили, природными задатками. Только это, увы, осуждается частью незрелого гражданского общества нашего, особенно тётеньками во дворах. Я девушка порядочная, в церковь с мамой хожу. Я из хорошей, пусть и небогатой, семьи, а не, извините, проститутка или б-дь какая… Ой, а интересно: в чём различие между ними? И, главное, как мне быть тогда с привитым родителями и школой стремлением: душой и телом послужить народно­му хозяйству? Ах, я в отчаянье!..  

Вот, думаю, ещё одна кандидатура в жертвы того бездонного оке­ана антинаучных предрассудков, в пучины коего погружено непроймёнское общество. Мало ли что осуждается какой-то его частью! Всех слушать – с ума сойдёшь! И девушка порядочная – сама говорит. А порядочная девушка, как увидит, что у мужчины денег нет, то сразу становится вдвое, втрое порядочнее! Да не будь я Онфим Бодряшкин, если мою  подзащитную дивную красу сдам заезжим гостям в пользование и дворовым тёткам на осмеяние! Девушке надо прояснить! Молодым специалисткам нижнего звена частенько не достаёт теоретических знаний - базы, не овладев коей, невозможно обрести стабильность чувства собственно­го достоинства и душевного комфорта при профессиональном исполнении - в нашем случае - секретарских обязанностей в полном объёме. Но это же элементарно! Начнут у нас когда-нибудь читать диссертации?! Или их будут по-прежнему только писать? Ведь, ещё в счастливые времена своей засто­льной молодости, будучи продвинутым аспирантом, я разработал программу расчёта цены романтических трудов секретарши в основных технико-экономических показателях предприя­тия: товаре,  прибыли, рентабельности, производительности труда и проч. Да-да! Ещё 20 лет тому назад я, раскопав проблему до глубин Фрейда, доказал учёному совету: романтическое содержание работы секретарш должно оценивать опосредованно - через благотворное воздействие на начальство. И моя программа выдержала широкую проверку на отечественных предприятиях: везде при её внедрении в производство чувственная отдача секре­тарш оказывалась - без всяких там хиханек-хаханек! - крайне прибыльной! А потому, и рассчитанные в пользу секретарш отчисления в виде процентов от роста чистой прибыли справедливо были тоже весьма чувствительными и глубоко удовлетворительными. Последнее и есть воплощение искомого некогда принципа: «Каждому – по труду».

 И тогда свою вольноопределяющуюся принялся наставлять, как учили:

 -  Б-ство – это когда интим без любви, без разбора, бесплатно. Проституция – интим без любви, без разбора, за вознагражденье. Любовь романтическая – интим по любви, выборочно, бесплатно. Любовь же производственная – интим по любви, выборочно, за вознагражденье. Вывод очевиден: производственная любовь ближе всех к романтической. Теперь, розан мой, вникни: в отличие от невольной и общественно бесцельной романтической любви - пусть лично желательной, но вовсе необязательной, и без неё мириады женщин благополучно проживают, - у любви сотрудницы к своему начальнику имеется достойная государственно-значимая цель: повысить эффективность производства товаров или оказываемых услуг. Случайно ли экранизации наших служебно-производственных романов Оскаров берут?! Хочешь, душечка, смолоду возвыситься в обществе, хочешь придать своим чувствам публичную значимость – не полагайся на авось, дабы не втюриться в первого попавшегося одноклассника или в неведомого урода из интернета, а прояви волю и гражданскую ответственность: возлюби начальника ближнего своего! И тогда душевно-материальный комфорт будет тебе обеспечен законно, и никто и   никогда твоё чувство не осудит. Руководствуйся прежде законом и целесообразностью, а затем уж ходячей моралью. В конце концов, пеночка моя, если производственная любовь проигрывает житейской в романтичности завязки, то протекают обе любви совершенно одинаково, а вот неизбежная развязка уж верно остаётся за производственной. И ты, придёт время, расстанешься с любимым начальником без всяких катаклизмов, членовредительства и проклятий, зато сытая и одетая, с дипломом, полезными связями, а, уж совсем повезёт, - с машиной и жильём. Будь мудрой: жизнь свою планируй, дабы не случилось пикировать! Если кот-тостопуз рискнул прямо с порога тебя атаковать, значит, приземлённая бытиём душа его вконец истосковалась по идеалу. Он увидел в тебе желанную фигуру, выстраданную им по всем законам любовного жанра и общепринятой кадровой политики. Теперь риторично спрошу: а может ли начальник эффективно руководить своим народом, если в рабочее время его сердце, лапы и иные значимые члены пекутся вовсе не о производстве? Об заклад бьюсь: производственные дела у кота-толстопуза из рук вон плохи. А это ли не мечта твоего, лапонька, благовоспитанного детства, это ли не граж­данский долг твой - в годину испытаний страны очередной перекройкой послужить на­родному хозяйству всем своим существом? А подарки?! Девушка без подарков, что крокодил без зубов! Разве парни-одногодки нынче дарят? Скорее саму тебя до нитки оберут! А любящий начальник – кладезь подарков.  Трудись в самозабвении - и, не краснея, у кассы получай! Избранника не доводи! Ты честная русская девушка, а не какая-нибудь Моника Левински: ты честью и достоинством своего начальника торговать не станешь. Пьесы позднего Островского, опять же, почитай: русскую классику взрослой девушке знать полезно…

-  А заповеди не нарушу? – совсем уже игриво и почти согласно мурлычет моя беленькая киска, складывая лапки на ангельской груди.

-  Ты о седьмой заповеди «Не прелюбодействуй»? Она не о том совсем, розан! Авторы Библии – заведомые материалисты: жизнь знают не из книг, а из застолий и постелей, где только и раскрываются все истинные тайны бытия. Они склоняют в Библии три понятия, сходных по форме, но разнящихся по сути: блудодеяние, любодеяние и прелюбодеяние. Блудодеяние – это интим за материальное вознаграждение, без любви, то есть проституция: первая на земле профессия, оплачиваемая сдельно. Мы с тобою, свет мой, блудодеяние с негодованием отвергаем, а вот неразборчивым в связях Христом оно не запрещается, если не приветствуется, ибо у Матфея сказано: «…блудницы вперёд вас идут в Царство Божие». Во как: блудницы у библейских материалистов идут в рай вперёди всех! И сам халявщик Иисус, не комплексуя, пожил за счёт трудящейся блудницы Магдалины.  Иисусу что: ну, падшая, ну даёт за деньги – так это рабовладельческое общество таково, а жить-то надо, и, главное, она же покаялась в своём грехе! И древние римляне, без всяких заповедей от Христа, содержали в превеликом множестве публичные дома, и каждая проститутка, как миленькая, в римскую казну ежемесячно вносила налог на блудодеяние в сумме оплаты одной услуги – немалые суммы набегали. Любодеяние – это интим бесплатный, по любви - не запрещалось, естественно, никем и никогда, ибо только благодаря ему мы родились. А вот прелюбодеяние не имеет к интимной жизни прямого отношения. Приставка «пре» указывает на то, что предшествует интиму, а именно: соблазн, искушение. Заповедь «Не прелюбодействуй» означает: не соблазняйся удовольствиями, запретным плодом, то есть, не нарушай закон, а то будешь наказан. «Не прелюбодействуй» суть думай о последствиях, то есть, стань мудрецом…

Я не еврей, но правоту свою доказывать умею. И десяти минут не прошло, как моя подопечная раз и, уверен, до исчерпания своей легковесной сущности прониклась моей аргументацией. Главное, я смог донести до неё простую и утешительную мысль: полюбив  ближнего начальника своего, вознаграждение она будет получать не за свою пылкую любовь - а только девичья любовь и пылка! – и не в покрытие издержек от неизбежной публичности своего производственного романа, а за улучшение показателей материального производства или оказываемых услуг, коих ради, собственно, работаем и все мы – не секретарши.

-  А почему любодеяние так плохо оборачивается для любящих? – вдруг куксится розан мой. - Я кино смотрела про Ромео и Джульетту, и про Тристана с Изольдой. Вот так влюбишься красиво, романтично, не успеешь порадоваться за себя, рассказать подругам – и всему конец! Ой, а какая безнадёжная любовь Данте к Беатриче! Вспомню - плакать хочется: зачем любовь такая?..

Отвлечёмся… Юные литературные герои гибнут из-за любви совсем не по прихоти автора. Любовь не уживается с материальным миром, она лежит вне плана бытия, по коему течёт жизнь рода человеческого. Поэтому любовь не нужна роду человеческому  практически, то есть в смысле его продолжения и устроения. Секс куда ближе и понятнее  людям, чем любовь, и уж верно полезнее и безопаснее для рода человеческого как такового. С сексом вполне можно устроиться в бытийном мире, его можно ограничить и упорядочить. С любовью устроиться нельзя, и она не подлежит регламентации. Любовь необъяснима с позиций богословия, морали, этики, социологии и биологии, и ни с какой из синтетических позиций. Посему её выпускают из виду во всех бытийных расчётах и прогнозах, она отдаётся на откуп поэтам и шарлатанам от мистики, и даже проблемы полов решаются, как правило, без учёта любви.

-  Когда я отдыхала на море, мне один мужчина с набережной говорил: любовь - это стремление к сексуальному акту.

-  Мужчина с набережной?.. На то щука, дабы карась не дремал… Нет, розан мой: любовь положительно не связана с сексуальным актом, и даже в глубоком, не аскетичном, смысле противоположна ему. Любовь – это раскрытие индивидуальной тайны пола; тайны  возвышенной, творческой, ненормативной. Сия тайна открывается далеко не всем. А если откроется, ещё не известно: повезло открывателю или нет? Сексуальный же акт совершается по природной страсти, для самоудовлетворения, а вовсе не для открытия каких-то тайн или для одобряемых обществом целей деторождения. Тот мужчина с набережной хотел совершить с тобой сексуальный акт, это нормально, только к раскрытию твоей, розан, личной тайны пола, к любви, сей акт не имел бы никакусенького отношения. Но и без любви людской род торжествует в сексуальном акте – и не потому, что родовая добродетель присутствует у творящего акт как цель, а потому, что род бессознательно господствует над человеком в акте.  

-  Значит, можно с мужчиной… и без любви?

-  Можно и нужно! Если годы мотают, а любовь всё мимо пролетает. Со мной восемь раз такое было. Называться сиё будет «сексуальной связью». Если без любви, без раскрытия роковой тайны своего пола, то для оправдания сексуальной связи достаточно взаимных симпатий.

-  И замуж может без любви?

-  Вполне! Семья хотя рождённый по необходимости, но самый успешный социально-хозяйственный механизм благоустройства рода человеческого, и к тому же внерелигиозный, внедуховный. Таково мнение товарища Энгельса, умнейшего из  холостяков! Нет другого феномена в жизни человечества, нежели семья, кой бы так верно объяснялся экономическим материализмом. Семья – хозяйственная ячейка общества, и её связь с полом всегда не прямая. Это я ещё гомосексуальные семьи опускаю! Связь же семьи с любовью, как с раскрытием тайны пола, вообще мало ощутима.

-  А можно записаться на приём к товарищу Энгельсу? Я приду с мамочкой – пусть хоть он ей скажет… Не хочу больше с мамочкой в церковь ходить - делают из меня дуру! Наш батюшка уже сколько раз звал меня к себе – «на исповедь». Знаем про его «исповеди»: прихожанки рассказывали – лапает, какие помоложе и в теле, и «склоняет». Лицемер! Пристал ко мне ещё сильней, чем тот мужчина с набережной, а у самого и жена-поповна, и верная подруга молодая есть. Я и батюшку и подругу его боюсь – они здоровенные такие! Ходят с палками в руках!     

-  Знаю, о ком ты говоришь… С Энгельсом, розан мой, встретиться уже нельзя, но я тебе книжку его дам почитать. А про лицемерие христианской церкви в отношении семьи, деторождения и сексуального акта тебе лучше к Василию Розанову заглянуть.

-  Хорошо, запишите нас с мамочкой к товарищу Розанову. Обожаю умных мужчин! Он холостяк, с наследством?

-  У Розанова творческое наследие, а сам прожил без денег, умер в нищете. Розанов уличил попов в лицемерии по части трактовки пары семья-секс. Если попы, мол, считают деторождение божественным, то как может презираться ведущий к деторождению сексуальный акт? Нет уж, мужчины в рясах с палками, сегодня вам с этакой трактовкой сексуального акта в обществе не прокатит, как в ранние века. У попов о тайне любви, розан, ни словечка не найдёшь: миллионы слов проповедники написали и миллиарды слов говорят, поют и шепчут, а о любви - ни слова. Взять столпа православия Феофана Затворника. Для сего аскета в семье имеют значение лишь два пункта: физиологический – сексуальный акт, ведущий обязательно к рождению ребёнка, и экономический – материальное благоустройство жены и детей. О таком домострое, где о половой любви ни слова, попы всегда рассуждают с моральным пафосом буржуа. А вся «духовность» такой семьи исчерпывается послушанием, безропотным несением бремени и тяготы. Тайна брака не раскрыта в христианстве. Церковь, благословляя семейный союз, лишь прощает грех половой жизни – ну, спасибо…

Вижу, уклончивый взгляд пропадать стал, и личико дивы оза­ряется вдохновением комсомолки первых пятилеток… Тогда вынул из шкафа свою диссертацию, ворох распечаток с расчетами экономичес­кой эффективности, пачку авторских свидетельств и патентов, тиснёные благодарности от начальства, свои грамоты, медаль…

-   Ой, не подведу народное хозяйство! – восклицает, наконец, моя душечка, в страстном порыве возложа ладошку на вздымающийся бюст свой. Потом она радостно взвизгивает - своим уже мыслям – взлетает прямо через стол и, с лёту, чмок меня в область лица! И выпорхнула вон…

Эх! Зачем мне по штату секретаршу не положили!..

 

 

          Глава 3. Невыносимый мусор бытия

 

Дабы после визита ослепительной дивы унять свои животрепещущие нервы, захожу на пару минуток в интернет: «В госпитале врачи нас успокоили: сегодня не операционный день – собак не кормили – найдём!»; «Вася, что за дурацкие шутки! Зачем ты вчера разместил в сети объяву, что для войны с глобализмом набираешь интернациональный партизанский отряд? Своих что ли мало? Сервер уже сдох: пришло шесть миллионов  резюме!»; «Тут-то архиерей-реформатор и заявил: «Хватит уже нам экономить на огарках! Пора запретить в стране гонку самогона, открыть винокуренные заводы при монастырях и объявить государственно-церковную монополию на водку!»»; «Профессор, общественность интересует: почему у всех  публичных либералов скандальное вырождение лиц?»; «Теперь заживём! Премьер-министр России решил поднять животноводство. Начальник решил – значит сделал!»; «Передаём заклинания главного тренера сборной России по футболу: «Беги, беги, беги…»; «И в этот кризис олигарх Сироцкий сохранил всё, что нажито непосильным трудом. Мало того, он, говорят, таки выкупил кольцевую линию Московского метро. Как теперь шутят два миллиона ежедневно приезжающих в столицу: «Пересаживаемся на автомобили!»»; «Девица Клунева открыла высшую школу выживания в торговых центрах. По утверждению девицы, аттестованные выпускники её школы могут служить в десантных войсках и МЧС, работать навигаторами, аниматорами и географами, сыскарями в полиции, горными инструкторами и спелеологами, разведчиками/шпионами и мало ли ещё…»; «…больше, чем в Москве. Кроме того, в Санкт-Петербурге открылся уже третий  бизнес-центр для собак и появилось льготное госказино для пенсионеров»; «И лишь на интернет-конференции уволенный на днях за провал американской политики на Ближнем Востоке секретарь госдепа США, наконец-то смог откровенно выразить своё отношение к еврейскому Израилю и арабской Палестине: «Чума на оба ваших дома!»»; «Нет, кто надоумил пригласить советников с планеты Заклемония попариться в русской бане?! В той, что стоит на лужайке в Кремле. Заклемонцы решили остаться в России навсегда и работать, не вылезая из парилки, – она напомнила им их планету. Кремлёвское начальство, оставшись без бани, просто в отчаянии!»; «Так об этом писали ещё в подписи к карикатуре журнала «Крокодил» за 1953 год, № 6: «Выступи, покритикуй директора. Ты человек одинокий, несемейный, чего тебе бояться?..»»; «На конференции российские правозащитники и либеральные журналисты выступили с совместным заявлением: «Мы не собираемся кого бы то ни было ругать бесплатно…»»; «В Российской академии наук состоялась защита докторской диссертации на тему «К научному обоснованию теории взяток». Диссертант утверждал, что чиновник в России берёт взятки строго трёх типов: по чину, по совести и по справедливости. А неплохо звучит!..»; «При Госдуме образован Хор благонамеренных сирен. Объявляется творческий конкурс на репертуар»; «На ночной презентации самостирающихся колготок в столичном Манеже известная светская львица, девица Клунева, вновь заявила об архаичности семейных институтов в России. «Почему в этой стране любовь детей к своим родителям не считается инцестом? Почему в этой стране родители не выгоняют своих детей из дому сразу по окончанию ими средней школы? Почему в этой стране дети как бы есть, а отцов как бы нет?..»»  

На последний риторический вопрос девицы Клуневой я уж было собрался авторитетно, как сам-безотцовщина, ответить, да тут в дверь, без стука, – совершеннейшим, как завсегда, нахалом - впрыгивает «крапивное семя»: знакомый адвокат/юрист из администрации Непроймёнской стороны.

Вам, изысканный читатель мой, поясню: за сим адвокатишкой тянется длинный шлейф грязных дел и тёмных делишек. А сам он, по отродью, карпатский гуцул; замысловатого имени его не помню, зато вовек не забуду кличку – Чмок плюгавий! Это, как я чаю, не в обиду прозвище дано, а всего лишь отделкадровый намёк на внешность прозападного украинца, достойного потомка недобитой бандеры. Он, бывает, заскакивает ко мне - «посоветоваться». Сядет, примет невинную позу, рассредоточит взгляд по всем трём углам, и давай по комнате фразы ужами выпускать - и как тогда повеет от него дымосмрадной свалкой из оврага!.. В последний раз, ещё помню, Чмок плюгавий заявлялся с просьбой от своего правового департамента: подсобить в разработке идеологии для – привожу дословно! - «Кое-какого закона о запрете написания и произношения кое-каких фраз и намёков, оскорбляющих честь и достоинство кое-какого губернского начальства». Я просто обожаю перспективу, когда начальник, аки брутальный герой из русских сказок, шлёт своего подчинённого: поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что! Какой открывается творческий простор перед исполнителем сказочных посылов! Вот меня Патрон на задание посылает всегда конкретно – и не смотаешься в самоволку! А Чмока плюгавиго начальство частенько с преднамеренностью шлёт исполнять именно «кое-что», дабы, случись конфуз, самому перед вышестоящими отбрехаться: мол, он, бандеровец, по-русски плохо разумеет - даже в нашем задании, пёс смердящий, не потрудился разобраться…

Отмечу, как историк жизненной фактуры: администрация Непроймёнской стороны на должности цепного пса, спецом для разборок с неугодными лицами, держит сразу двух представителей «крапивного семени»: гуцула и бандеровца Чмока начальство засылает разбираться с физическими лицами, а Стерфь, кабардинскую княжну Бэлу, - с юридическими. Насколько Чмок плюгавий сам неказист и не внушает, настолько Стерфь величественна и грозна. Несладкая парочка, но своё науськанное начальством дело вершит исправно – оба они верные служаки. Чмок – тьфу! - на мужчину даже не похож, крючкотворством да предательским своим характером только и берёт, из-за угла ножи кидает в назначенные спины, капканы на путях-дорожках неугодным ставит, ямы роет, западни - его за это я чистосердечно ненавижу. Зато Бэла… Она сама по себе шикарное явление природы и трагедийная судьба! Не кручиньтесь, дерзкий читатель мой: перетерпите сейчас мелко эпизодического Чмока, а к знойной Бэле я ещё вернусь…

Да, быть адвокатом очень интересно: клиентура, поиски несовершенства, гонорары, пламенные речи, закулисье, суд…

На сей раз команда «Фас!» для Чмока оказалась именной. Один пенсионер, местный гражданин и, что называется, «неорганизованный патриот», Мирон Горыневич Заворотил, подал заявление в районный суд на губернатора Непроймёнской стороны, и требует для чиновника наказания за бездействие, повлекшее за собой тяжкие последствия, а именно: искоренение местных народов в форме нерождения детей. Из преамбулы заявления вытекает: за размножение коренных народов никто из местного начальства персонально до сих пор не отвечает! За размножение свиней и кур в Непроймёнской стороне отвечает наш министр сельского хозяйства, товарищ Понарошку, - и свиней, козлов, петухов, павлинов, жаб у нас, куда ни глянь, полно. А размножение аборигенов пущено на вопиющий самотёк. Вот пусть губернатор и примет на себя ответственность за нерождение людей, считает заслуженный  орденоносный пенс.

Вы, праведный читатель мой, уже, как после третьей кружки пива, закричали: мало ли за какие свои дела начальники по конституции и по УК РФ не отвечают! Всегда было так!  К примеру, деяния лично товарища Сталина не осудил ещё ни один районный суд, даже Ломовский, признанный вчера самым гуманным в мире. Значит, по УК РФ, следуя презумпции невиновности, покойный гражданин с партийной кличкой Сталин вовсе не преступник, а кто будет настаивать на противоположном, того самого след под суд отдать - за клевету!

-  …Перед законом, может быть, губернатор за размножение местного народа и не отвечает, - пытается втереть мне свою дэзу Чмок плюгавий, ёрзая задиком по стулу, - но душа-то у него болит, айболит, я знаю! А ещё… - уже характерно для «крапивного семени» мнётся и переходит на издевательский шёпот бандеровец, - дойди шум до Москвы, должности могут, сгоряча, лишить: у нас же, товарищ Бодряшкин, сами знаете, порок кампанейщины и показательных низвержений в самых верхах ещё не окончательно преодолён…  

 Всё же, какая порой случается с родной моей Непроймёнской администрацией неэтичность: по щекотливому во все времена национальному вопросу посылают разбираться приблудного, с прихихиком на всех и вся, чернявого гуцула, да ещё с ломаным «русинским» языком! Будто нарочно хотят противную сторону в добавку обозлить! Чмок, естественно, «рыл» на пенсионера, да только никакусенького компромата не «нарыл» - вот и подаёт мне сейчас на стол претощенькую папку с «личным делом». Остап Бендер, хотя сам и не «крапивное семя», а на Золотого телёнка куда как толще папочку собрал. Листаю… Горыныч, выходит, сам от роду коренной непроймёнец; после «каблухи» - слесарь, станочник на авиастроительном заводе, окончил институт заочно, коммунист со стажем, вырос до замначальника сборочного цеха авиазавода, за границей даже ни разу не был, зато два ордена, медали, жена, трое детей, внуки… - типичный советский гражданин, «сделавший сам себя» при ограниченной, но регулярной заботе со стороны родного государства.  

Итак, милейшему Чмоку поручили не мытьём так катаньем уговорить Мирон Горыныча заявление из суда забрать. Но Горыныч оказался пенсом идейным и принципиальным: на скромные Чмокины посулы не позарился - скорее разозлился. Тогда  бандеровец привёл Мирон Горыныча ко мне, дабы я попробовал ветерана уговорить, иначе у «крапивного семени» остаётся один путь – забивать старика на заседаниях в суде и вообще…  

В моей профессиональной деятельности есть пункт: выявление в народе протестных групп, не желающих добровольно любить своё начальство, и последующая прививка им хотя и запоздалой, но ещё не просроченной любви. Только Горынычу уже под восемьдесят: его поезд вакцинации давно ушёл – и хвоста не видно. Тогда, справедливый читатель мой, что прикажете делать мне, вашему покорному слуге и – очень надеюсь! - уже полюбившемуся автору мемуара? Чмок плюгавий, он ведь типа стряпчего у Салтыкова-нашего-Щедрина; помните: «Ты его задери, а я обделаю дело на свой манер». Ищет, бандера, у меня совета, как задрать пенсионера, а уж он, пёс смердящий, потом загрызёт его совсем! Только врёшь: советский ветеран труда - кремень! Пенсионера не доводи!  

И кащеногий мурзляк с планеты Заклемония сообразит: ничегошеньки Горыныч не добьётся в суде, только свои нервы в клочки истреплет и разнесёт по закоулочкам да остатки здоровья утратит безвозмездно. А Чмок плюгавий влепит деду встречный иск: мол, имеет место подрыв репутации должностного лица, клевета, извольте, Горыныч, возместить чудовищный моральный ущерб и освидетельствоваться на вменяемость… Про Чмока недавно говорили: отправил одного строптивца в карантинный лазарет с «крысиным гриппом» - якобы, нашли симптомы, - а уж в лазарете беднягу и «залечили». Вот и на моего Горыныча вызовет Чмок санитаров с носилками, засадит в карантин, подальше от родни, там старик подхватит недавно объявившийся «хорьковый грипп», суд отложат по причине хвори, а там, глядишь, свезут истца на «Шестой тупик». Такая «мягкая» ликвидация была, как пишут наши диссиденты, характерна для властей в катакомбном прошлом, и я пока что не исключаю: соблазн безнаказанности велик, и какой-нибудь неправильный начальник вместо того чтобы, по указанию сверху, грубо мочить врагов в сортире, может, смалодушничав, поддаться соблазну применить «мягкие» меры: а именно, содержание в психушке, инсценировка несчастного случая, доведение до банкротства и самоубийства, давление через родню, друзей и любовниц, выдача пожизненного «волчьего билета»… Это я ещё обычную травлю опускаю!

 Надо спасать пенсионера от вероятного инфаркта или дурдома – вот моя благородная задача! Тогда «крапивному семени» говорю построже:  

-  Заводите ветерана, а сами, милейший, ждите в коридоре – позову!

Чмок плюгавий, просияв, как нарисованное на детском утреннике солнце, и заговорщицки подмигнув самому себе, вышмыгивает пулей за дверь - исполнять. Пока нацепляю свою редкостную медаль напротив сердца, слышу задним ухом Чмока: «Мирон Горыныч, дорогой наш ветеран! Прошу вас, прислушайтесь к совету специалиста, а потом, умоляю, решайте с заявлением - сроки поджимают!..»  

  Как зашёл сухонький опрятный Мирон Горыныч, стуча об пол крепко палкой  облинялой, первым делом веду его к своим грамотам и фотографиям, коими увешаны все три стены моего скромного кабинета. Ну, грамотами Горыныча не удивишь, а вот документальные фотосвидетельства любви народа к своему начальству разглядывает, кажется, со сдержанным одобрением, даже сам про себя кивает, но упорно молчит; от чая с лимончиком отказывается, и даже от казённой сотки с пирожком – наотрез! Ну не расположишь старика! Да-а-а, коренного непроймёнца, к тому же производственника, не склонишь к себе одним лишь приятным еврообхожденьем. Придётся убеждать фактом и давить на совесть!

 Я не юрист, но завсегда исследую историю конфликта. Излагай, Горыныч! Тот сел, утвердил палку между ног, опёрся, приосанился весь, и довольно-таки складно для заводского ветерана принялся излагать свою позицию…

За последние десятилетия, вслед за США и Европой, в России структура этносоциального баланса кардинально изменилась. Иммигрантов уже невозможно ассимилировать традиционным путём смешанных браков, тем более что данные природой ассимиляционные способности русских оказались весьма низки. А коль скоро биология человека консервативна, нам, русским, от смешения ничего хорошего ждать не приходится. Любая интеграция есть отказ от личной идентификации: своеобразное предательство своей нации и себя самого. Абсолютная интеграция - это либеральный миф: она, в принципе, в отдалённой перспективе, возможна, но сегодня, для национальных государств, практически вредна. Иммигранты образуют диаспоры по национальному признаку. Русским свойственен высокий - сравнительно с США и Европой - уровень биологического отторжения других народов. Здесь никакой ксенофобии, а только инстинктивное нежелании русских биологически смешиваться с чужаками. Такое поведение эволюционно оправдано для народов с рецессивной генетикой, и оно же  уберегло малые народы России от исчезновения: они не растворились в доминирующей русской нации. Либеральный мотив потребности в дешёвой рабочей силе ложен: экономика вообще не первична, главное – интересы коренного общества. Да и работают иммигранты зачастую не ахти, а коль мы ставим задачу модернизировать экономику с применением трудосберегающих технологий, то в такой экономике многочисленной неквалифицированной рабочей силе просто места нет. Чем плохи диаспоры? Когда нашим диаспорянам выгодно, они позиционируют себя наднациональными россиянами, а когда выгода или удобства подваливают с национальной стороны, тут они по мановению своих аксакалов оказываются азербайджанцами, грузинами, таджиками, афророссиянами, турками, китайцами, вьетнамцами… Российские диаспоряне непомерно требовательны, а сами не стремятся или не способны стать ответственными за государство гражданами, а значит, они мусор в русском бытии. Живут диаспоряне, как правило, компактно по национальному признаку, создавая лоскутность в русских городах и весях. Голосуют тоже солидарно, стремясь проводить своих людей в администрации и в депутаты. Ещё исповедуют свои религии и неизбежно разрушают местные культурные традиции, и  быстрее аборигенов размножаются… Коренному населению диаспоры приносят очень мало полезного сегодня, и неизбежно создадут опасные проблемы в будущем. Они отнимают у местных жизненное пространство и доходную работу, страшно раздражают своим подчёркнуто вызывающим поведением. В Европе большую часть преступлений совершают мигранты. Ещё европейца бесит, что на новой родине иммигранты с Востока, под нажимом своих фундаменталистов, начинают яро исповедовать и выставлять напоказ культурные фетиши, от которых и бежали когда-то с исторической родины. Дождёмся и мы культурной экспансии. Обвиняйте меня, стучит палкой об пол Горыныч, в ксенофобии, в фашизме, в чём угодно, только чужие есть чужие! Они сами по себе могут быть замечательными людьми, но в борьбе цивилизаций, привносимой ими в нашу страну, они всегда по ту сторону баррикад. Они живут в России, даже не зная истории страны, всей нашей непростой диалектики добра и зла. Им всё равно, кому принадлежат её природные богатства и в чьих интересах тратятся, они не пойдут умирать за Россию на поле брани.

Ну, достали уже горцы своим базаром, кипятится Горыныч. Самоидентичность, монолитность, само лицо, образ любого государства расплываются в иммигрантской жиже. Обычные граждане коренных национальностей в России не имеют никаких преимуществ перед приезжими и, обладая зачастую меньшей агрессивностью и сплочённостью, отступают, самоограничиваются, освобождая тем самым жизненное пространство для чужаков. Это самоограничение у русских выражается и в нерождении детей. Да, разобщённые огромным пространством и особенностями национального характера русские люди, лишённые государственной поддержки, проигрывают иноэтничным южным иммигрантам с их многовековым опытом внутренней солидарности, неизбежной при тесноте на их родинах. Так что, русским всем попередохнуть? Русский лес, русское поле, реки, озёра, недра должны служить только русским и другим коренным народам, а не размножению иммигрантов и экономикам их исторических родин. Государство просто обязано сохранить для потомков коренного населения свои территории, природу и ресурсы, не позволить налетевшей саранче их проглотить под оголтелые крики о свободной торговли и гуманитарной миграции. Рождённые в саклях, связанные с горами ментально, так мало создавшие для большого мира, они не должны теснить русских с их великой историей и культурой. Народам, не совладавшим с природой, экономикой, культурой и образованием в собственных странах, народам безумно размножившимся, не место в России! Мы уже давно не лезем в ваши горы, не интересуемся вами, не лезьте и вы к нам. Чем вы можете сегодня Россию заинтересовать? Ничем! Лезьте к Западной Европе, к США – они вас быстренько зароют: они по зарыванию дикарей и зачистке территорий – спецы с многовековым стажем. В демократической Норвегии для арабов, неспособных интегрироваться в местное общество, есть три пути: в тюрьму, в психушку и депортация. В России должно быть так же.

Необходимо, считает Мирон Горыныч, как минимум, предотвратить вторичный этногенез, то есть преумножение диаспор, во избежание неминуемых межнациональных разборок – огня, в котором брода нет. Для глобальной экономики всё равно, кто твой новый сосед, а вот для человека, живущего на своей родине, это определяюще важно. Общечеловеческие ценности, гуманизм, сочувствие и помощь другим народам - да, они имеют право на жизнь. Однако всё общечеловеческое должно приниматься во внимание только до тех пор, пока оно не вступает в противоречие с национальным. Любой народ имеет право оставаться самим собой и жить своей жизнью. Не должно быть ничего российского, что не было бы и русским. Кто не разделяет этой точки зрения, тот делит народы на «плохие» и «хорошие», а это чревато геноцидом и войнами – гражданскими и мировыми. У того народа, который чувствует свою силу и уверен в своём будущем, семьи всегда большие. А русские сегодня ощущают себя проигравшими исторически, и потому склонны к национальному мазохизму, самоуничтожению. Аборты, самоубийства, социальная анемия – попрошайничество, бродяжничество, пьянство, наркомания… Почему властное начальство такому самоуничтожению не противостоит решительно и безусловно, без оглядок на устаревший еврогуманизм? Почему начальство не противодействует компактному заселению и стихийному возникновению этнических или религиозных "гетто"? Почему не усиливает борьбу с правонарушениями и неуважением иноземцами местных обычаев, традиционных ценностей и норм поведения? Если перед образованием ставится цель создать конкурентноспособного свободного человека на выходе из школы, то почему параллельно не ставится задача привить толерантность иммигрантам, ведь закрепление толерантности только у славянской части населения России объективно приводит к заведомой неконкурентноспособности коренного населения перед приезжими? Восточный архаичный культ успешного человека требует человеческих жертв, вот они и нашли – при попустительстве российского начальства – своих жертв в лице славян. Да, либеральные реформы развратили многих россиян. Особенно молодые люди упали интеллектуально и нравственно, и многие не готовы встать к станку или сесть на комбайн, но это типично для скатившейся в третий мир сырьевой страны. И всё же в здоровой части племени производителей сработал механизм самосохранения: большинство русских людей ещё готово и хочет работать во благо страны.

Почему в Непроймёнской стороне русские, татары, чуваши и мордва вымирают, а кавказцы, среднеазиаты, турки, китайцы и даже уже негры множатся день ото дня? Полстраны коренных граждан изнывает от безработицы и безделья, но где у начальства государственный подход: научи, переобучи своих – зачем миллионами завозить иностранных рабочих? Те в конце концов оседают, образуя диаспоры, начинают избегать производительного труда - и рабочих рук опять, якобы, нет. Что за чудо: в России разразилась грандиозная стройка, что ли, или мировая война, что рук вдруг не хватает? Государство обязано организовать предприятия и учреждения с таким количеством рабочих мест, какое как минимум равно численности трудоспособного населения. Пока Россия слаба, начальство должны исходить из интересов преимущественно коренного населения и только перед ним, а не перед мировым сообществом, нести ответственность. Вот пусть губернатор и ответит перед нами!

Мой Горынычу мысленный ответ: сия болезнь не лечится радикально и кавалерийским наскоком. А коль скоро никакусеньких практических указаний от своего начальства по столь деликатному вопросу я отродясь не получал, для Горыныча придётся мне самому на ходу формулировать - исходя из «общих представлений», какие смогу только наскрести.

Горыныч прожил как гордый советский человек, на коего с благоговением или страхом взирал весь мир, а последние годы его принуждают прозябать с мироощущением гражданина третьего мира. Есть от чего возмутиться! Он мыслит в русле ключевого исторического противоречия России: небогатая континентальная империя существовала исключительно за счёт русских этнических ресурсов. Содержание самой большой, после монгольской и британской, империи, это, конечно, выглядит для русских почётно и величаво: есть чем гордиться, потрясать и утирать. Однако русскому народу государственная величавость не приносила ни счастья, ни достатка. К примеру, российская армия при царях состояла, за редким исключением, только из этнических русских, а для нехристей с национальных окраин воинская обязанность не предусматривалась вообще. Проще говоря, воевали одни русские, а от нерусских в имперских войнах участвовали только вспомогательные отряды, как это было, например, в Армении, когда Россия спасла армян от полного истребления турками, или в Болгарии, или в Бессарабии. Не пушки, не деньги, а русские труженики и воины составляли главный ресурс империи. Русские крестьяне платили самые большие в империи подати. Особенно много русских денег и крови безвозвратно утекало на Кавказ. Река течёт и сегодня. Всем ли это по нраву?

Первая русская этническая общественная сила против империи – старообрядчество – возникла в XVII веке. Старообрядство проповедовало мессианскую утопию под названием «Святая Русь», но объективно, своими деяниями, старообрядцы сотрудничали с империей, расширяли, как первопроходцы-колонисты, её границы, были лучшими непьющими работниками империи, ковали уральское железо, платили в казну повышенные – «за свой раскол» - подати и тэдэ. Это один из парадоксов русской истории: раскольники – мощная русская этническая оппозиция имперскому государству – укрепляли и развивали ненавистную им антирусскую империю. Русское старообрядство существует поныне - и это живое свидетельство устойчивого нежелания верующей части русских «низов» тянуть на своём горбу многонациональную многоконфессиональную империю. «Декабристам» русский стиль тоже был не до лампочки, но дворяне-аристократы не могли создать национальное движение в принципе, ибо страшно далеки они от народа, как говорил товарищ Ленин. Второе отечественное движение русского этноса против империи – это славянофильство в XIX веке. Славянофилы ввели понятие «народность» и искали пути разрешения конфликта русскости и империи в пользу русского народа. Они шли в направлении трансформации нерусской империи в национальное русское государство, понимая, что неизбежно окажутся перед выбором: либо огромная нерусская империя, либо русское национальное государство в меньших границах. У славянофилов не было шансов преуспеть, их идеи не доросли до идеологии, оставшись мировоззрением подавляющего меньшинства. Российские императоры, начиная с Петра Великого, не хотели быть главами национального русского государства, и дворянство не желало возделывать свою страну, а предпочитало транжирить созданные русским народом богатства на курортах Италии и в Париже. Имперская церковь не осуждала и не препятствовала транжирству сил великорусского народа, а только сама стремилась поучаствовать в делёжке пирога, и посему в исторических претензиях на русский патриотизм православной церкви можно смело отказать. Славянофилы впервые отделили «русских европейцев» от русского народа. Сегодняшние российские либералы – те же «русские европейцы»: у них точно такие же колонизаторские установки в отношении родной страны, они чужды чаяниям русского народа, они с лёгкостью жертвуют интересами презираемого ими «неполноценного» русского народа и всякой досадной «русскостью» ради умозрительного западного либерализма и ради собственного кармана, и, конечно, не связывают личное своё будущее с Россией. Нежелание великороссов дальше поддерживать советскую уже империю ясно и бесповоротно проявилось в конце XX века: ни русский народ, ни советская армия, боеспособное ядро коей по-прежнему составляли русские, не поднялись на защиту СССР. Русские теперь могут сообща подняться, только если почувствуют угрозу порабощения, как при нашествии нацистской Германии.

Я не холуй, но своё начальство почитаю! Горынычу надо прояснить! Сегодня, умиротворяюще говорю пенсионеру, в мире насчитывают 200 государств и 2500 народов. Значит, в среднем, в каждом государстве живут по 12 с половинкою народов. И большинство народов не хочет принимать чуждые навязываемые им стандарты поведения и нормы жизни. Начиная с середины двадцатого века, происходит бурный рост национального самосознания и, благодаря социализму, распалась колониальная система. Теперь все народы, и даже мелкие этнические группы, стремятся к самоопределению, а то и к отделению в самостоятельное государство. За этот период, то есть на протяжении жизни одного поколения людей, образовалось несколько десятков новых суверенных государств. Их население считает себя отдельными самостоятельными нациями. При сём человечество столкнулось с циничной подменой нравственных понятий. Зримо обозначился рост экстремизма. Он проявляется в разжигании социальной, расовой, национальной и религиозной вражды, в распространении идей фашизма и нацизма, ксенофобии, практики терроризма. Россия в своей полиэтничности и многоконфессиональности – совсем не исключение, посему всё зло расцвело и у нас. Но только у России есть завидный  многовековой опыт мирного построения собственной многонациональной многоукладной цивилизации. Здесь сыграли ключевую роль уникальные черты русских людей, в первую очередь — уживчивость с другими нациями, терпимость к непохожим. Второе важнейшее  качество русских — жертвенность, готовность к самопожертвованию ради других наций. Сама русская империя – не российская, русская! - была создана именно на основе нашей уживчивости, терпимости и жертвенности. Имперским, но и дружелюбным мироощущением природа одарила русских людей. Мы всегда стояли насмерть не только за свой дом, но за дома дружественных инородцев. "Не замай!" — грозный девиз русских, но под надёжным имперским крылом, благодаря пролитой русской крови, спасались все народы-братья. Русские дошли до Тихого океана - и не истребили ни одного народа. И сейчас благополучно поживают упомянутые ещё в "Повести временных лет" малочисленные народы, а их культура обогащается русской культурой и становится известной миру через русский язык и благодаря весу русской нации в мире. Без русского ядра их культура замкнётся и скончается, а сами эти народы будут ассимилированы и поглощены либо мусульманской Азией, либо Китаем. Русские – генетически умная, интегрирующая нация. Мы лидеры в Евразии.

-  А материально живём хуже малочисленных народов, - сердится Горыныч. – Какого, спрашивается, ляда мы их собрали вокруг себя?

-  Сдалась вам эта колбаса! Вы голодаете?

-  Нет, конечно: я вкалывал всю жизнь.

-  Идея братской помощи близка русскому характеру – мы сострадательны и не крохоборы. На этом играли сначала российские императоры, затем коммунисты- интернационалисты, и всегда на русском характере играли многочисленные иммигранты и «младшие братья». В русских заложена добрососедская имперскость, и сегодня, в  укрупняющемся на новых полюсах мире, она для нас может оказаться козырным тузом на руках. Только пора исключить одностороннее донорство: «добрые соседи», а не «братья» - и точка! Но даже и с донорством мы пока что живём не хуже других – чего бы к нам иммигранты лезли за куском? Зато русский народ всегда жил духовно богатой, интересной жизнью. Мы праведники: даже сегодня мы сохранили в себе высокую духовность, а это база образованности. Русские - с пространственно развитым мышлением, а за ним будущее в эру информационного общества…

-  Ну да: русские люди все из себя такие хорошие, а кругом поражение и развал!

-  Политические наши враги умело поспособствовали развалу СССР, а теперь стараются и Россию разрезать на куски. Для этого острят нож обоюдоострый, одно лезвие – «национального вопрос», другое – конфессиональный. Бодритесь: начальство вот-вот все задачки разрешит! А вытаскивать их, как вы, на публичный суд, под вой либеральных СМИ, чревато!   

-  Мне что обидно: русские будто предназначены всех обогащать, а сами – побираться, будто должны всех уважать, а сами – унижаться, и всё ради межнационального мира в России. Нужен мне мир такой ценой? У русских, как у народа, образующего государство, никаких особенных прав нет.

-  Ну, каких прав у русских нет – начальство разберётся. Весь мир разбегается по национальным квартирам – будут и у русских свои права, а обязанностей, согласен, и так хватает. Скоро обретёт Россия чёткое и однозначное определение правового статуса народов. А пока у нас уж больно широко и противоречиво трактуются даже сами понятия «народ» и «права народов»…

-  Даже сами понятия?! Здесь, товарищ Бодряшкин, давай-ка проясним!

Горыныч, вижу, созрел: надо прояснить! Достаю из холодильничка родимую, одним мановеньем разливаю по «полтиннику» – с учётом, что Горыныч староват для «сотки», а у меня ещё весь рабочий день впереди, - и со сдержанным пафосом из самой глубины души провозглашаю:

-  За русский народ!

-  За русский!

Прояснили… Закусываем парой тёплых ещё пирожков с ливером из институтского  буфета. А, кстати, пирожки с ливером у нас – обе ладони с локтей оближешь: велики они по-раблезиански, непритязательны на вид, чревопитательны ужасно, пахнут детством и вообще…

Я:

-  Не в компетенции непроймёнского губернатора официально решать что-либо в пользу коренных народов…

-  Да он боится даже попробовать русских как-то со дна приподнять! Потому что губернатор в отчёте не перед непроймёнцами, а перед Кремлём. А Кремль – перед Западом. А Запад - перед капиталом. А капитал у глобалистов. А глобалистам права народов только во вред – уменьшают прибыль. Так цепь и замкнулась: от губернатора – к правам народов. Кто-то же должен её разорвать! Я их порву!..  

-  В межэтнических конфликтах недопустимо ставить человека перед выбором: ты за арабов или за евреев, за турок или за армян, за сербов или албанцев? Равно как в межконфессиональных: ты за христиан или за мусульман? Пожнёшь гражданскую войну! В критической массе русского народа гражданский национализм ещё не замещён на этнический национализм, разделяющий большие нации на племена. Война же не оставляет выбора, как только выселять или убивать. Многие уже хотят войны, дабы махом разорвать все путы и узлы.

Пришлось мне Горынычу аккуратно прояснить… При строительстве Российской империи государство и православная церковь целенаправленно усиливали в мировоззрении русских людей специфический гражданский российский национализм. Такого сорта национализм собирает нации в большие народы. И нам удалось создать богатую и сложную по содержанию конструкцию полиэтнического государства с русским ядром. Сия конструкция имела большие достоинства, но и была весьма хрупкой - этничность сохранённых народов могла в один миг «взбунтоваться», выйти из-под контроля и разрушить империю. Посему новые земли и другими народами включались в Российскую империю всегда только после долгих колебаний и, как правило, под давлением серьёзных обстоятельств. И каждый раз верховное русское начальство понимало: в систему закладывается новая мина. И каждый раз на русское ядро населения ложилась дополнительная нагрузка. Советская власть приняла имперскую конструкцию и положила её в основу новой государственности - с тем же, как при царях, осознанием рисков. Изменять её было уже опасно и невыгодно для всех народов. За полвека Первого капитализма, считая с отмены крепостного права, этничность народов России уже дозрела до этнического национализма, потому его можно было погасить только строя СССР как «семью народов», причём даже с огосударствлением этничности, со становлением гражданского советского – уникального! - национализма. Зато присоединённые народы получали от русских компенсацию в форме ускоренного социального устройства. Это социальное обеспечение высоко ценилось всем нерусским населением страны, за исключением национальных элит. Но центральная власть, опираясь на массовую социальную и культурную лояльность, могла жёстко подавлять все проявления этнического национализма, вплоть до репрессий против элит и даже целых народов, особливо, если тип этничности заставлял их подчиняться элите – как, например, у чеченцев или у крымских татар. Кроме того, плановая система хозяйства и «тоталитаризм» центрального начальства легко позволяли не допускать стихийной миграции и внедрения больших иноэтнических масс в стабильную русскую среду…

-  Во-во, а сейчас к нам вторгаются, как хотят, а у себя на родине бьют русских насмерть или выгоняют голышом!

Постой, Горыныч! При таком порядке этнический национализм русских продолжал в СССР атрофироваться, как и в течение предыдущих двух веков. «Старший брат» ощущал себя держателем всей империи. Это накладывало на русских дополнительные тяготы, но давало и огромное преимущество в длительной перспективе: русские смогли стать одним из десятка больших народов мира и создали великую культуру. Завладей русскими этнический национализм, он сильно ограничил бы развитие российской цивилизации. Не будь этой сотни малых народов, сами русские не стали бы именно такими. С начала 70-х годов главным направлением Первой холодной войны против нас стал подрыв национально-государственной конструкции СССР. Атаки на социальный и политический строй велись больше для маскировки. Советское высшее начальство, к несчастью, не поняло изменение доктрины у политических врагов. Безоружной оказалась и интеллигенция в целом - за исключением той её части, коя с радостью пошла в услужение Западу. Межэтнические конфликты в СССР создавались целенаправленно, с мобилизацией и координацией действий преступного мира «обеих сторон». После краха СССР были ликвидированы все социальные и культурные механизмы дезактивации этнических мин. Зарубежные враги и национальные элиты начали их активировать - через экономику, идеологию, культуру, право, спорт. Чего стоит только принятие Закона о репрессированных народах. Создавались условия для этнических конфликтов в русских областях. В 90-е годы были запущены уже долговременные военные кампании против России в целом. Большой операцией в этой кампании стала организация войны в Чечне. Как раз одной из главных задач войны на этом этапе является подрыв гражданского национализма русских и разжигание в них этнического национализма. Подрыв этот должен быть проведён в «кипящем слое» - среди безработной и отчасти криминализованной молодежи, и в среде интеллигенции. При слабости государства этого достаточно, дабы подавить волю масс, а массы советских людей утратили способность к самоорганизации. Поэтому господствовать на улице и в прессе всегда будут марионетки, крикуны, действующие по командам Запада. Перелома в мировоззрении большинства русских пока не произошло, но к этому перелому их подталкивают непрерывно.

-  Обидно мне, уважаемый Мирон Горыныч: вас, через лживые СМИ, враги толкают на баррикады!..

-  Я сам полезу! Не боюсь я умереть на баррикадах! Если дойдёт до драки, там окажутся все свои: погибну за правое дело на глазах товарищей – есть разве смерть красней?! Было бы за что!  

-  Ладно, а за что именно, вы, патриот России, погибли бы на баррикаде? Давайте проясним!

Встали, без чока прояснили по третьей, - за погибших в межнациональных конфликтах - закусили пирожком, всё чин по чину…

Тогда я:

-  Требовать от начальства решительных действий может или наивный патриот, или провокатор …

-  Я не провокатор! – ерошится Горыныч, трижды стукнув палкой об пол. – Я заводчанин, ветеран!

-  Но легко позволяете врагам одурачить себя. Поймите главное: враги русского народа стравливают две группы обездоленных – российских бедняков и иммигрантов, - а олигархи и чиновники остаются в тени и преспокойно шарят по карманам дерущихся. Ещё раз, как для ветерана: цель врагов русского народа – перенаправить социально-классовый конфликт на межэтнический, для коего в Уголовном кодексе России уготовлена специальная статья. Для терпимых русских приезжие – это в первую очередь социокультурная, а не национальная проблема. Решительно отвергать нужно уродливую капиталистическую жизнь, а не эмигрантов с юга: они больше нашего пострадали от сих уродств.  

-  А кто такой «наивный патриот»? Я вообще не разберу: кто патриот, кто националист?

-  Есть три большие идеологии: социализм, либерализм и национализм. Есть, конечно, и идеологии помельче, к примеру, консерватизм, но консерватизм, скорее,  опасливое состояние женоподобных умов, чем зрелая политическая мужская идеология, у него даже нет идеи.

-  А коммунизм?

-  Есть и коммунизм, но это пока недооцененная идеология светлого будущего: с коммунизмом пора особо разобраться! У большой идеологии всегда есть стержневая идея: у социализма – справедливость, у либерализма – свобода, у национализма – братство…

-  Тогда почему русский народ среди «братьев» прозябает?!

-  Ну, кто как прозябает – начальство разберётся! Баррикады неорганизованных патриотов, отчаянные этнические погромы без проекта и без политической организации, и неизбежное при погромах мародёрство – это худший выбор для России. Это значит принимать навязанную нам извне дилемму с правами народов, действовать по чужому сценарию. Нужно переделать законодательство, и в нормах закрепить преимущества за своими гражданами и народами, как и должно быть. Сначала законы – меры потом! Сегодня прими губернатор, по вашему наущению, незаконные меры – завтра его самого снимут…

-  А выход-то, по-вашему, какой?

-  Сосуществование этносов в многонациональном государстве совсем уж гладким не бывает. Обычно, чуть ослабнет государство, и этносы начинают между собою выяснять, кто тут главный. При сём государствообразующий этнос всегда страдает больше остальных…

-  Да почему?

-  Объективно! Во-первых, на своей земле он чувствует себя в безопасности, оттого расслаблен, благодушен, а пришлые этносы, напротив, ощущают себя разведчиками в тылу врага, или даже захватчиками, колонизаторами, и стараются изо всех сил укорениться. А если закрепиться на новых землях не удаётся, пытаются унести на историческую родину добра как можно больше. Во-вторых, на стороне пришельцев оказывается государство. Оно заставляет государствообразующий этнос отказаться от части своих прав, принуждает терпеть чужаков, и даже ассимилироваться с ними – всё ради своих геополитических, в основном, интересов. И пришельцы охотно используют защиту государства, но ассимилироваться с местным населением не желают, зато стремятся обобрать коренной этнос, а то и подчинить его себе. При таком раскладе государствообразующий этнос во многонациональной стране не имеет ощутимых привилегий, кроме своего гордого статуса, и питается от государства одной лапшой с ушей о том, сколь необходимо поддержание мира между народами и как дорого это стоит. Государство жертвует титульным этносом ради сохранения себя в прежних границах и состоянии, ради присоединения новых территорий, ради отражения возможной внешней агрессии, ради международного веса - геополитика! Интересы государства и нации существуют сами по себе.

-  «Дружба народов» не должна превратиться в принуждение к ассимиляции ради геополитических интересов государства.   

-  Так точно! В массовом сознании интересы этноса всегда торжествовали над «дружбой». А роль многонационального государства обычно сводится к функции раздачи денег. Как только перестанет государство этносам специальные ресурсы раздавать - и тут же окажется некому изображать из себя «единый народ».

-  Малочисленные народы не захотят потерять бесплатное русское корыто. Они всегда были не самодостаточными. У них самих ничего нет: ни привлекательных для русских понятий, ни ресурсов, ни заслуг.

-  Жить захотят лучше, научатся быть самодостаточными, дай срок. В СССР, да, люди из периферийных этносов отлично знали: их национальные республики дотируются, то есть, они живут отчасти за счет раздеваемого ими государства. Но понимали и то, что полупаразитический образ жизни на них самих действует разлагающе. Сегодня, без России, национальные республики вырождаются, превращаясь в общества господ и рабов, в сборище бандитов, казнокрадов, воров, спекулянтов или торговцев краденым, в попрошаек, халявщиков и лентяев. Россия срочно должна становиться одним из мировых центров притяжения небольших соседних этнических государств. И как центр притяжения, Россия обязана контролировать происходящее в этих государствах - к выгоде для себя. Если русские перестанут цепляться за прошлое, а решительно, как когда-то социализм, начнут выстраивать новый миропорядок, Россия, кое в чём опять самоизолировавшись, скоро окажется в самом выигрышном положении.

-  А кто, по-вашему, русскому враг, кто – друг? Пора определяться!

Я не систем, но классифицировать просто обожаю! Классификация друзей/врагов русского народа у меня есть своя. Но Горынычу я её прояснять не стал, иначе наше застольная беседа затянулась бы до ночи, а у меня, да и у Чмока за дверями, служба! Вам же, националистичный читатель мой, предложу на кухонное доверительное обсужденье свою попытку классификации кто есть кто среди обступивших нас нерусские лиц.

Как обладатель квадратной головы, я люблю кругленькие цифры, а посему моя классификация народов по степени их дружественности/враждебности к русским заключает ровно двенадцать ступеней, как в элитном здании лестничный пролёт: родной брат – брат – так называемый брат – лучший друг – друг – так называемый друг – друг по расчёту – приятель – знакомый – известный - враг – заклятый враг. Патрон предлагал в мою лесенку завести ещё ступень «недоброжелателя», поместив его между «знакомым» и «врагом». Только я решительно не согласился, по мотиву, что «недоброжелатель» – это  скорее текущее вненациональное понятие: любой доброжелательный к русским народ может хотя бы на миг заскочить в сей сортир, где, как бодрое начальство обещает, подвергнется опасности замочки. Пояснения заняли бы отдельный мемуар, здесь же отмечу  для примера: родной брат – это украинец и белорус; лучший друг – армия и флот;  друг по расчёту – литовец, поляк, еврей, араб, голландец, немец, француз, таджик, китаец, турок… Особняком стоят – нет, скорее ползут к себе из Санкт-Петербурга - наши финские четвероногие друзья.

Но вернёмся к родным осинам… Отделавшись от Горыныча общими словами про врагов и друзей русских, вынимаю диктофон, включаю и уже под запись, с добрых четверть часа, методично излагаю свои соображения: что конкретно, кроме безнадёжного суда, уже сегодня можно по теме Горыныча сделать через депутатов, через структуры администрации Непроймёнской стороны, через общественные организации, СМИ, армию, школу, ВУЗ… Это я ещё тюрьму и искусство опускаю! Вот это всё, убеждаю старика, не противоправные дела. Их и начальство оценит и народ. Да и наш ЖИВОТРЁП, если что, подсобит научно-административным своим ресурсом… По завершению речи, вручаю диктофон Горынычу, в подарок. Непреклонность в глазах Горыныча, замечаю, начинает пропадать – оказывается, он и не ведал, что можно кое-что сделать и без всяких баррикад…

-  А к губернатору лично вы не справедливы, - говорю построже. - Прикажете ему ходить вечерами по подъездам и из-за дверей русские семьи ругать: вы скоро, наконец, ляжете? - сачкуете, а мне отдуваться! У вас, Мирон Горыныч, по справке Чмока, трое детей. Они давно взрослые и семейные, но народили всего-навсего троих внуков, а надо бы семь или восемь, лучше десять. Тогда риторически спрошу: а справедливо ли косить на губернатора, когда в собственной семье вы бессильны кровинушек своих размножить? Быть может, вашим детям негде жить или денег на питание совсем нет?  

-  А чёрт их знает… - занервничал уже Горыныч, отводя глаза и вздыхая. - Худо-бедно, у всех всё есть…  

-  Беспокоиться о русском народе куда легче, чем о собственной семье. Лично вы что  сделали, дабы ваших внуков стало больше? Дабы при вполне сносном довольствии ваша семья фактически не вымирала?

-  Да я им говорил! – сердится Горыныч, даже пристукивает палкой об пол. – Не хотят. «Нам хватит одного», говорят…

-  Вот именно: «не хотят»! Вы полагаете, наш губернатор или районные суд в силах добавить им хотения? «Чёрт их знает… Я им говорил…» Эх, вы! А ещё ветеран и наивный патриот! Вы не обеспечили развитие собственной семьи! Хотите не в бровь, а в глаз?!  

-  Валяй: всё равно уже прибил, - вздыхает Горыныч и опускает глаза.

-  Меж строк заявления в суд буквально вопиёт личное поражение ваше, как отца русского семейства! У вас, Мирон Горыныч, нет даже морального права пытаться взыскать с чиновника за то, что вы сами оказались не способны исполнить в собственной семье. Подав заявление, вы угодили в ловушку двойных стандартов.

-  Да понял, понял я уже…

-  Не позорьтесь на старость лет! Чмок плюгавий, бандера недобитая, ждёт за дверью; в суде он обязательно, с ехидной, задаст вопрос: а что, по-вашему, Мирон Горыныч, для выправления этносоциального баланса в Непроймёнской стороне, лично губернатор может вместо ваших детей сделать, дабы размножить ваших внуков? Разве, уважаемый Мирон Горыныч, вопрос в том, как сегодня в России поправить этносоциальный баланс? Россию в пути ждёт капитальная засада: она сидит в самих принципах устройства многонационального государства – мы это с вами обсудили. «Советские» принципы были хороши, но устарели, новые пока не разработаны, а значит, главные причины развала имперского СССР угрожают и России. Причины развода народов окончательно не вскрыты и не устранены, а значит, всё может повториться вновь. И дело здесь не в личности непроймёнского губернатора. У русского патриота политический лозунг должен быть не: «Долой иммигрантов!», а: «Долой предателей русского народа!» Внутренние предатели – вот главные враги русского народа. Эти перерожденцы переводят стрелки народного гнева от себя на иммигрантов, они измышляют антирусские мифы, они запутывают простаков, и клевещут, клевещут, клевещут на добрых русских людей. Не поддавайтесь клевете внутренних врагов.

-  А есть ещё шпионы!

-  Смерть шпионам!

-  Смерть!

-  Итак, сначала нужно свершить в России национальную революцию в умах и организационно, объединить русское общество в крепкий кулак, а уж потом обернёмся посуровевшим лицом к менее значимым внешним делам и треснем. Бодритесь: начальство вам поможет!..

Когда обвздыхавшийся отухший пенсионер, едва чиркая о пол палкой, вышел, зову на коврик Чмока:

-  Мирон Горыныч заберёт своё заявление. Устройте это предельно вежливо и, главное, молча: постарайтесь не раздражать старого патриота своим присутствием.

-  Как?..

-  Рот свой, милейший, заткни и смотри в пол, а не в глаза ветерану!

-  Понял!

-  Свободен!

…По сути, с Горынычем я, конечно же, согласен: по части сподвижки местных коренных народов к размножению у властного начальства пока ещё имеются серьёзные недоработки. Дети – не только забота родителя, но и дело государства, если собирается впредь существовать. По мне, для размножения коренных непроймёнцев есть простое текущее решение: народила молодая пара одного ребёнка – получай от государства однокомнатную квартиру, родился второй – сдай «однушу», получи «двушку», третий… - и тэдэ. Легко считать: коррупция остаётся не у дел. Прямо в ЗАГСе выдавать проспекты готовых к заселению квартир: только роди – и одна из них твоя. Конечно, дешёвенькая, и пусть в спальном микрорайоне, у мэра на куличиках – но твоя и сразу, без права продажи или сдачи в аренду на энное число лет. А разбогател – купи себе по вкусу, что жена прикажет.

Я, если хотите, домовитый читатель мой, единственной бытовой коллизии не понимаю: почему у нас не строится жильё? Ни при царях, ни при Первом социализме, ни, теперь, при Втором капитализме. Ну что такое дом? Это камень, песок, металл и дерево, плюс вода, энергия и транспорт, и рабочие руки – всё! В России нет песка, что ли? Нет железа, леса? Нет электричества, бензина и воды? Нет рабочих рук? Или, может быть, места под застройку не хватает? В Голландии, в Японии - там, да, земельки маловато: прессованным мусором, бедняги, заваливают море, дабы отвоевать клочок у водной стихии – и строить, стоить, строить… А у нас-то жильё - что ещё за третья гоголевская беда?! Это всё - во-первых.

А во-вторых, помилуйте, деликатный читатель мой, что за народ пошёл! Его нужно бодрить уже и перед самой постелью! Братья и сёстра, мол: долой презервативы и нетрадиционный секс! Завалим роддомы местными детьми, пока «братские народы» с Югов нас окончательно со свету не сжили! Тогда решаю для себя: сегодня же вечером, дома, подготовлю бодрящий текст радиообращения губернатора ко всем непроймёнским молодожёнам: игры, мол, закончились, след приступить к выправке этносоциального баланса, немедля все в постель – и не за играми, за делом! А то, как загляну по службе в полупустой роддом, так одна мысль и свербит: молодежь не ведает, для чего женилась…

Становится грустно и обидно: как только на своё возжелание создать семью я однажды намекну близкой женщине, та стремительно куда-то исчезает - вместе с моей надеждой иметь законную супругу и маленьких детей… И всё из-за моей квадратной головы! Одна, уходя, так и бросила в лицо: «А ты, как встанешь, взгляни на свою подушку». Будто уже форма черепа – пусть и в эпоху постмодерна - главное в муже и отце…

 

 

          Глава 4. Наш ответ Парижам

 

Едва Чмок плюгавий убрался исполнять и я прибрал на столе, тренькнул телефон - и высокий чин из администрации Непроймёнской стороны меня официально так предупреждает: к вам едет журналист! Из самого Парижа! Вы, товарищ Бодряшкин, понимаете, конечно, важность позиционирования современной России в Европе – дешёвые кредиты нам до сих пор нужны! И знаете, наверное: французы к русским относятся вполне терпимо, а временами даже хорошо, а вот французские журналисты к России – хуже всех в Европе, и неизвестно почему…

Знаю! Французский журналист: с нашей точки зрения – беспардонный очернитель, с их – перст указующий, с объективной – зависимый наёмник.

Итак, мне, с согласия руководства ЖИВОТРЁПа, доверяется немедля объяснить западной прессе деятельность непроймёнской администрации в свете политики государства. Грамотная работа с иноземными журналистами – один из признаков цивилизованного государства, кое заботится о своём образе, сиречь имидже. Дабы не получилось: государство есть, а внешнего образа нет. С отечественными журналистами-пропагандистами всё просто: начальство строит их по росту в один фронтальный ряд и даёт ценные указания. Войны нет, а строят по-военному! Так в любой демократической стране начальство создаёт правильное мнение у избирателей и налогоплательщиков. А вот с зарубежными СМИ начальству обходиться куда сложнее: нужны специально натасканные люди, кои будут доносить до иноземцев только нужную информацию - и так формировать за рубежом выгодное о стране мнение.

С обликом современной капиталистической России в мире, однако, большая заковырка! СССР, тот блистал: первый в мире социализм, мощнейшая промышленность, армия непобедима, атомная бомба, космос, самая читающая страна, лучшее образование, спорт, балет. Это я ещё водку с икрою опускаю! Сегодня от сей образной благодати у  России остались лишь ржавеющие бомбы да водка без икры. Получается какая-то «страна с обликом в тумане». Увы, капиталистическая Россия по всем статьям, кроме выпиваемого пива, наркотиков и гомосексуалистов, проигрывает в сравнении с авторитетным СССР. Устойчивый большой и вкусный мировой образ нашему государству создали царская Россия и СССР, а современники его только проедают. Посему-то наши либералы столь яростно клевещут на СССР: обзывают приверженцев социализма уродами, «совками», глумятся над их ценностями – равенством и братством, патриотичностью и моралью, поливают грязью советских героев, очерняют достижения и победы, приравнивают сталинизм к нацизму, навязывают безответственность и хаос… - в общем, по-иезуитски лгут, лгут, лгут… Поставив, в истерике перекройки, либеральный крест на истории СССР, Россию лишают уважения даже со стороны собственных граждан - какой уж там весь остальной мир. А ведь в привлекательном облике государства заинтересованы и начальство, и народ. Чем лучше облик, тем приятней, дешевле и безопасней жить. Монополией на облик государства ни начальство, ни народ не владеют – они творят его только сообща. Если – по неразумению или по злому умыслу – властное начальство ухудшает облик государства, такое начальство след поправить или даже заменить. Если облик государства портит сам народ, по определению незаменимый, его след начальству перевоспитывать. А в воспитании своего народа для начальства главное - это привить гражданину веру в своё отечество, взрастить патриотизм: мол, ты и твои дети нужны своей прекрасной стране, живите, трудитесь, отдыхайте прямо здесь и сейчас! Если власть имущее начальство и народ во взгляде на образ государства принципиально разойдутся, то, как свидетельствует опыт, дело не обойдётся без социального протеста, а то и новой революции – у нас не заржавеет.  

Мудрёное непроймёнское начальство, конечно же, не ждёт от меня, что уподоблюсь модному визажисту из салона и примусь больную женщину, Россию, одухотворять, штукатурить и разукрашивать в русскую красотку, и таковой выставлять на подиум перед пройдохой еврожурналистом. Начальство даже ой как понимает: сначала эту женщину след лечить, кормить, бодрить, а для самого-самого начала - хотя бы найти в ней Человека, личность.       

Вот и спустили в ЖИВОТРЁП дотошного журналиста с неудобными вопросами – и Бодряшкину отдуваться, если опять ляпну что-нибудь «не в масть». Я не хвастун, но есть опасность проболтаться! Вот, как-то в заливных лугах, на затянувшемся до утра фуршете, американцу одному, из патриотических чисто побуждений, болтанул об изобретённом у нас, якобы, в закрытом КБ, квадратном подшипнике, и, хотя кой год уже их буржуйские инженеры и учёные светила безуспешно бьются над секретом, наши «органы» всё не могут простить мне «разглашенья». А пока вынимаю из шкафа двухтомник Маркиза де Кюстина, весть в закладках, думаю про себя: только бы не прислали мне из Парижа даму! А то каково  мне эстетически будет после ослепительной животрепещущей русской дивы на прокуренную француженку глядеть!..     

Заходят двое: премиленького и чуток мультяшно-девичьего вида парень – узкоплечий очкарик в потрёпанных коротких брючках чёрной кожи и в малиновой поношенной рубашке с невиданным узором, и, следом, в шикарной английской тёмно-синей тройке мой знакомый переводчик, Зыбун Калямалятый, по армейскому прозвищу Язык. С добротным и располагающим к приятельству Калямалёй я срочную служил, в погранвойсках, на южном нашем, всегда горячем, фланге. Зато парижанин, что называется «своеобразный»: высокий тощенький с кольцом в ухе и пирсингом в носу и на верхней губке, с татушками цветными, манерный и весь с головы до пят блестит в помадке, размазанный размятый весь такой. Одет в чистый хлам, зато – для моих читательниц, чаю, это особливо важно - очень дорогие очки на тоненьком носу с горбинкой и усыпанные камушками наручные часы на женском выбритом запястье. Вас же, традиционный читатель мой, больше не стану заострять на внешность корреспондента – вам с ним не жениться.

Живую речь гнусавенького капельку француза тоже через переводчика в тютельку не отразишь, потому даю в мемуаре западную прессу в форме несобственно-прямой калямалятой речи. Звать, по визитке, Крюшон Фуфуетэ – значит, не из дворян, а так на уме себе. Казённую сотку пшеничной с пирожком гостю из Парижа я предлагать решительно не стал, зная наперёд - откажется под надуманным предлогом: дескать, сейчас он на работе, как за рулём таксист, и вообще русскую водку пьёт, как все в америках-европах, только в случае нестерпимого душевного расстройства, чтобы надёжно, без таблеток, отключиться.     

По протоколу рассаживаю дорогих непрошенных гостей…

Как я и предполагал, еврочитателя якобы интересует: как отделить пропаганду российских властей от чаяний русского народа, а потёмкинские деревни - от реальной жизни? почему русские так невосприимчивы к цивилизации? зачем отторгают прогрессивные ценности демократии и либерализма? отчего у нас не приживаются их евросвободы?.. - и тэдэ, по типовому списку вековечных наших еврооппонентов.

Тогда я преспокойненько так и с очень деликатной язвой начинаю милейшему Фуфуетэ вправлять…

Россия, говорю, видится на Западе через кривые зеркала. Они искажают истинную жизнь страны так, что благополучным евробуржуа Россия предстаёт каким-то необузданным и опасным зверем. Мол, там, на сибирских просторах, живут необразованные дикие люди, и управляют ими полубезумные диктаторы. Там много нефти, газа, леса, оружия и льются реки водки. Там живут самые красивые женщины, но зато и самое бородатое мужичьё - грязное, ленивое и вечно пьяное. Забитые женщины сидят всё больше по убогим антисанитарным жилищам, а мужичьё и казаки носятся по лесу на тройках бурых или белых медведей, сами в шапках-ушанках с красными звездами, с пулемётами «Максим», с «Калашами» и балалайками в руках. Там были когда-то Лео Толстой и Достоевский, Ленин и Сталин, и до сих пор посерёдке Москвы стоит Кремль с огромной рубиновой звездой на макушке. В Кремле сидит, конечно же, очередной диктатор. Он дикий свой народ удерживает в клетках, в лагерях, но может и напустить голодного зверя на соседей. Мы их должны бояться. Это ведь русский народ сочинил про себя, медведя, сказку «Теремок». А как вдруг теремок и есть аллегория тесной Европы? Теремок, теремок, кто в тереме живёт? Я мышка-норушка, я лягушка-квакушка. А ты кто? Всем новым просителям жилось в тереме-Европе тесновато, но неплохо, пока ни заявился на жительство медведь, и евротеремок ненароком сломал, хотя всего лишь хотел жить как все - в тесноте, но в дружбе. А вдруг русский диктатор нашлёт медведя на евротеремок? - пугаете вы друг друга. Нет уж: нам, цивилизованным народам, нужно объединяться против общего дикого врага и защищаться изо всех сил. Европа в плену мифов о России. Их начал создавать ещё Геродот. Именно Геродот впервые нарисовал впечатляющие картины варварских скифских пространств, как эталон вечной коренной угрозы для Европы, ставшей источником тысячелетних фобий. Ни Александр, ни римляне не ходили на скифов - боялись. Маркиз де Кюстин держал мифический образ России в подсознании, когда, вслед Геродоту, писал в 1839 году глупость, будто Балтийское море где-то около Кронштадта свободно от льда лишь в течение трёх месяцев в году. Откроем Кюстина…- открываю книги на закладках, читаю. Русский человек у маркиза - «весь в поту и в крови», у него «узкий рот, белые, но острые и редкие зубы - пасть пантеры», а описывая русских «из глубинки», опять маркиз про "ослепительно белые зубы… остротой своей напоминающие клыки тигра». И сия дичь написана позже смерти Александра-нашего-Сергеевича! После 18 марта 1914 года, когда русские войска триумфально вошли в Париж, и казаки сажали на своих коней парижский ликующих детей и катали по Елисейским полям. Месье Фуфуетэ, и вы в свою газету завтра напишете: у товарища Бодряшкина пасть тигра, у переводчика - пантеры? Вам зубы показать? Нате! Калямаля, покажи месье свои острые редкие зубы. Ну, звериные у нас пасти? Читаем дальше… "Если мерить величие цели количеством жертв, то нации этой, бесспорно, нельзя не предсказать господства над всем миром". "…никто более меня не был потрясен величием их нации и её политической значительностью. Мысли о высоком предназначении этого народа, последним явившегося на старом театре мира, не оставляли». Маркиз Кюстин восхищается русскими! Он пишет о несомненной одаренности русских, "цвете человеческой расы", о мощном, ощущаемом им могуществе России, и даёт ей несколько высочайших оценок. "Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии". "Русский народ безмерно ловок: ведь эта людская раса… оказалась вытолкнута к самому полюсу… Тот, кто сумел бы глубже проникнуть в промыслы Провидения, возможно, пришел бы к выводу, что война со стихиями есть суровое испытание, которому Господь пожелал подвергнуть эту нацию-избранницу, дабы однажды вознести ее над многими иными". Русские у Кюстина, получается, Богом избранный народ! И сиё при том, что Кюстин, не зная русского языка, не мог оценить русской литературы. Зато как он сильно впечатлился русской церковной музыкой: "Суровость восточного обряда благоприятствует искусству; церковное пение звучит у русских очень просто, но поистине божественно. Мне казалось, что я слышу, как бьются вдали шестьдесят миллионов сердец - живой оркестр, негромко вторящий торжественной песне священнослужителей… Я могу сравнить это пение… только с Miserere, исполняемым в Страстную неделю в Сикстинской капелле в Риме… Любителю искусств стоит приехать в Петербург уже ради одного русского церковного пения… самые сложные мелодии исполняются здесь с глубоким чувством, чудесным мастерством и восхитительной слаженностью". Так у нас дикие скифы или Сикстинская капелла, господин Маркиз? У нас Третий Рим или лес да степь кругом?  А уж Санктъ-Петербургом Кюстин так  восхитился, что сам насмерть испугался России и всю Европу ею запугал. Безосновательный страх перед мощью России - основа русофобства в Европе. Если уж Европе так хочется кого-нибудь бояться, бойтесь США – оно для вас полезней выйдет. Зато кого бояться нечего, к тому западный европеец со всем своим расизмом и пренебрежением: "Финны, обитающие по соседству с русской столицей… по сей день остаются… полными дикарями… Нация эта безлика; физиономии плоские, черты бесформенные. Эти уродливые и грязные люди отличаются, как мне объяснили, немалой физической силой; выглядят они, однако, хилыми, низкорослыми и нищими". А «Калевалу» разве нехилые французы сочинили? В том же духе Кюстин кроет и все остальные восточно-европейские народы - все, кроме русского. На Запад не угодишь: был железный занавес - твердили нам о пользе международного сотрудничества; занавес упал – убеждаете, то необходима добровольная самоизоляция, отказ от участия в мировой политике: вы, русские, мол, сегодня слабы, вот  и сосредоточитесь на посадке картошки в огородах. А Кремль считает: самоубийственно такое сосредоточение на внутренних проблемах, когда делится Ледовитый океан, когда даже Каспийское море объявлено зоной жизненных интересов США. К тому же, говоря о самоизоляции, вы рискуете пробудить к жизни у россиян затаённую радикальную мысль: а может, нам вообще отделиться от остального мира? Россия самодостаточна и обладает ядерным оружием, защититься сможет, а больно спешить-то некуда: не в набитом брюхе, не в буржуазной цивилизации русское счастье. В России, говорите, нет свобод. Отвечаю: большинство ваших маленьких евросвобод в огромной стране с субполярным климатом скорее вредны, чем полезны. Ещё многие свободы, по определению, не положены в войну, в разруху, в мобилизационную работу, в бедствия, в эпидемии, при ядерной и террористической угрозах, когда под задницей тлеет фитиль межнациональной розни, а уж когда тебя, как зверя, помещают за «железный занавес» и травят, истребование свобод для затравленного зверя в клетке становится просто издевательством над здравым смыслом. «Свобода…» Нужна и цепному псу свобода, но след его на привязи держать. Вы неумолчно говорите о противоборстве с Россией, ищите и раздуваете конфликты на пустырях и при том стремитесь навесить на русскую тройку идеологическое ярмо - свои «идеалы». Сколько можно! Ещё в «Либерале» у Салтыкова-нашего-Щедрина сведущие люди благонамеренно советовали российскому либералу западными идеалами не превозноситься, а по нашему масштабу их сокращать: «Мы, брат, тоже травленные волки, прожектёров-то видели!»

Корреспондент, между тем, невозмутим: видимо, Язык, бесконфликтный и всегда полный политкорректной иронии товарищ, смягчает мой патриотический отлуп западным пропагандистам. Меня, признаюсь, даже капельку задело «галльское пожатие плечами» - это когда Крюшон Фуфуетэ выпячивал нижнюю губу, поднимал одновременно брови и плечи, и с отстранённым видом издавал возглас «пуф!».

Ах, так! Тогда - на свой страх и риск - атакую, как учили:

-  Почему лично вы обо всех наших неудачах и несчастьях вопиёте на весь мир, а на любой наш успех клеите ярлык потёмкинской деревни?

Ага, проняло! Крюшон Фуфуетэ заторопился отвечать: мол, нет-нет, лично я стараюсь не писать о несчастьях, я сам боюсь их до смерти, у нас заболеть – катастрофа для семьи, никаких денег не хватит вылечиться; а потёмкинские деревни присущи только русским - вы их изобрели, об этом пишут уже третий век подряд; это издержки тоталитарного правления и менталитета рабского народа, а кто из ваших диссидентов разоблачает показуху, того изолируют…

-  Разве светлейший князь Потёмкин изобрёл показуху? Разве египетские пирамиды, древний Рим, Иерусалим, разве Голливуд, Лас-Вегас, Венеция и ваш Париж – разве это не грандиозные потёмкинские деревни? За счёт этакой деревеньки целая страна может безбедно жить… Ну-ка, попробуйте, месье Фуфуетэ, раскопать разок не русские, а свои  потёмкинские деревни, хотя бы родной Париж с его всесветной показухой – в какой изоляции вы сам окажетесь тогда? Ну, оглянитесь вокруг себя: где вы видите в Непроймёнске то, о чём пишете? Ложь на вранье, и клеветою погоняет! Знаю наперёд: вы, свободный гражданин, месье Фуфуетэ, сидите здесь, как европодарок, снисходительно выслушиваете меня, записываете даже эпизоды на диктофон, а накатаете в свою газету дословно так, как вам прикажут от редакционного начальства. А тому «линию» диктуют владельцы газеты, а кто не подчинится, кто заикнётся о свободе мнения, того с работы - вон. И в чём тогда ваша профессиональная свобода? Вы такой же продавшийся за плату апологет европейской лжелиберальной показухи, как наши журналисты – евроазиатской. Западные журналисты антисоветскую риторику сменили на антироссийскую – вот и всё. Европа политкорректна уже, наверное, со всеми, кроме мусульманского мира и России. Кривые зеркала мешают вам видеть истинное положение дел.

-  Вы считаете историю России успешной? – переводит Язык вопрос француза.

-  Самой успешной в мире за последнюю тысячу лет! Все без исключения государства мира стремились расширить свои территории, но именно Россия уже к середине XVII века, ещё до рождения Петра Великого, стала самым большим государством на Земле. Французские историки школы «Анналов» предложили понятие «Большого времени».  Так вот, в понятии «Большого времени», у России есть много исключительных и неоспоримых достижений за тысячу лет: мы сохранили национальную независимость от Запада; мы всесторонне развились, мы самодостаточны, то есть наше государство приобрело черты отдельного мира; мы победили сильнейших врагов - монголов, поляков, шведов, французов, турок, немцев, - и безраздельно доминируем в северной Евразии; Россия в последние двести лет была главным театром европейских войн за мировое господство, и именно русские сыграли главную роль в победах над Наполеоном и в обеих мировых войнах. И заметьте, Россия не только разгромила армии захватчиков, но сломала хребты государствам-агрессорам, надолго или даже навсегда убрала их с геополитической арены: о Польше, как о серьёзной военной державе, не слышно уже 400 лет, о Швеции - 300 лет, о Франции – 200, о Турции – 150, о Германии…     

-  Не заводись, Бодряшкин: ты на службе, не в бане, - напоминает мне Язык. – Я устал переводить политкорректно. Наш гость, не беспокойся, уже сообразил: в его лице ты «кроешь» весь прогнивший Запад…

Я не осёл, но дельное упрямство мне присуще!    

-  Скорее, это самооборона: я не разрешаю им «крыть» нас, - возражаю Языку. - А если и вставлю соглядатаю ароматическую клизму – месье не привыкать… Ещё Салтыков-наш-Щедрин писал: «Соглядатай-француз – вот истинный мастер своего дела». Ну, достали соглядатаи своим враньём! Ты, Калямаля, знай свою службу тоже - переводи меня теперь дословно!

-  Тогда следи за жестами месье. Если вытянет руку перед собой в виде перевёрнутой буквы L и медленно сведёт вместе большой и указательный пальцы при отсутствии мимики, значит…

-  Пора бы мне закрыть свой рот?

-  Его очередь говорить.

-  Западный прагматичный буржуазный человек русскому не указ, - обращаюсь я вновь к милейшему месье Фуфуетэ. - У западного человека плоскостное, классификационное мышление. Запад утратил понимание о добре и зле, о красоте и уродстве, и посему не может быть этическим и эстетическим ориентиром. Россия никогда не потянется за Западом слепо и безвольно, хотя мы гораздо ближе к Европе, чем к Востоку. Русские – именно русские, а не беловежское стадо «дорогих россиян», мы – да! - не всегда рациональны, у нас ветвистое мышление, для нас может быть эффективной  только некая иррациональная, с точки зрения Запада, политтехнология. Но такой пока нет: усердия не хватает нам её создать. А всё непонятное, тем паче, иррациональное, вам кажется опасным.

-  Конечно, - переводит Язык. – В Европе давно приметили: русские признают истинными противоположные суждения по одному вопросу.

-  Это же искомый вами плюрализм! – восклицаю со смешком.

-  Скорее это форма массовой шизофрении, - переводит сам уже недовольный Язык.

Ну, понятно: у них признание разных мнений - это плюрализм, у нас – шизофрения. Я попросил примеры. Вот, говорит месье Фуфуетэ, побывал в Бурятии. В царские времена русские считали бурят абсолютно неграмотными, отсталыми – и это правда, так позже считали выучившиеся советские буряты. Но им же было известно, что при царях многие буряты умели читать и писать на монгольском и на тибетском языках – и это тоже принималось как правда. Так грамотными или неграмотными были буряты? Нет одного ответа в голове советского бурята. Или, к примеру, французские феминистки часто выслушивают от российских женщин два противоположных мнения о своем положении - и оба мнения последние признают истинными. Одно мнение: все женские вопросы у нас решены и потому нет почвы для возбуждения феминизма; другое: никто ещё даже и не начинал эти вопросы решать.

Я тут едва ни закричал: как же всё замечательно у нас – никто ещё не начинал вопросы решать, а уже решены! Позже, идя вширь… нет, сначала вглубь, я сам для себя задумался: в чём суть того, что у нас многие вопросы решались куда легче, чем на Западе? Мой вывод: только «западные вопросы» у нас разрешаются безболезненно и малозатратно, потому что они либо не имеют для нас коренного значения, и фактически игнорируются, либо с запада приходят и готовые ответы – бери и используй. А теперь вширь. Самое  выгодное для государства положение в мире - быть вторым: догонять первого, но не догнать. Слишком отставать тоже нельзя – затопчут. Образование ГОП «Недогоняющих» -  ошибка роста!  

Ваш западный мир, наседаю я на месье, свёлся к поиску сытости и удобств. Вы истёрлись в неисчислимых своих заботах, в конкуренции за кусок хлеба, за место на клочке земли, в погоне за рекламными миражами. Вы сузились, вы опустошены и кончились, как личности. Вы не способны кого-то воодушевлять. Вы уже давно никому в мире, кроме самих себя, не интересны. А мы никогда всерьёз не озабочивались ни деньгами, ни сытной жизнью, ни комфортом. Русские душевны и совестливы, альтруистичны, дружелюбны, спокойны и послушны. Русские имеют драгоценное чувство всеобщей связи и сопричастности всему, они думают об идеалах человечества, о мире во всём мире, надеются когда-нибудь построить справедливый мир, хотя каждый понимает: мне в том раю не жить. Русские – это народ, не опущенный по горло в быт и не чуждый идейным спорам. А вы создали убогий миф о русских кровожадных зверях, и пугаете им друг друга. Вот французский дипломат девятнадцатого века, виконт де Вогюэ. Он прожил в России несколько лет, пристально наблюдал за русскими дворянами. По нему, выходит: русская душа - котёл, в коем одновременно варятся печаль, безумства, героизм, слабость, мистика и здравомыслие. Из этой нерациональной окрошки, предупреждает дипломат своих соотечественников, можно выудить решительно всё: и вещи очень вкусные, и вещи отвратительные. Русскую душу заносит из стороны в сторону! Как низко она может пасть, как высоко взлетать! Дипломат - ну согласитесь со мной, месье Фуфуетэ! - описывает образ ненормального, больного человека. Среди французов, может, больных на головку нет? Тенденциозная литературщина – вот и всё, этот ваш виконт! А прочти ваш гастрономический дипломат Достоевского без редакции и цензуры, прочти его записи в дневнике, письма и черновики, – такого бы ещё насочинял о «загадочной русской души»!.. Усвойте вы, наконец: это у нас писатели «непонятные», это «загадочны» для Европы сами творцы русской классической литературы, творцы «русских образов», а не русский народ. Раскольников зарубил старуху-процентщицу топором: вывод рядового еврочитателя – все русские ксенофобы, латентные преступники, убийцы, просто жуть! Вы воспринимаете один голый сюжет, не понимая художественного смысла. Ещё мудрый Томас Манн высказывал мысль, адресуя её слишком уж прямолинейным европейцам: "Достоевский, но в меру". Это как Василий Розанов высказался для криволинейных русских: «Либералы хороши в небольших дозах». Типичен для русских не бездельник и убийца Раскольников, а трудящийся верный и добрейший друг его - Разумихин. Русский тип не вмещается в стереотипные представления выхолощенного западного человека. В отличие от европейцев, русские – очень однородный этнос: это следствие географической и культурной изоляции. Разумихиных у нас полстраны, Раскольниковых – единицы, и всё больше привязаны к койкам в больницах. В самих фамилиях героев Достоевский даёт вам подсказку: кто есть кто. Ни один русский человек не ассоциирует себя с Раскольниковым – для нас это просто психически больной человек, без физики и лирики, почти бесполый; он абсолютно наднациональный тип – такой недоедающий асоциальный маньяк отыщется в любой стране. Уже вторую сотню лет мы объясняем вам русскую литературу – всё без толку. Вы признаёте нашу литературу девятнадцатого века величайшим культурным событием в мировом искусстве, сопоставимым только с Древней Грецией и Возрождением, но не улавливаете её сути. Экзистенциализм – философия существования – зародился во Франции, но именно русские романы стали основой экзистенциализма, поиска человеком смыслов существования собственного «я»: «Миру провалиться, или мне чай не пить?» Вы, умники, светочи цивилизации, сути однажды написанного русским пером и не вырубаемого топором, сути неизменного – вы не понимаете уже вторую сотню лет подряд! Тогда, риторически спрошу: а много ли у вас шансов понять текущую меняющуюся политику российской власти?..  

-  Ну, ты даёшь, Бодряшкин! – с репликой от себя влезает Язык. – Во, повернул! А я думал: зачем губернатор отсылает журналиста в ЖИВОТРЁП? Ты, я вижу, на гражданке в дискуссиях поднаторел: сам вопросы задаёшь, сам отвечаешь…  

-  Просто, всегда нужно быть в теме… - отвечаю поскромнее, однако не спуская с француза испытующий взгляд свой. - Ладно, оставим литературу… Итак, вы, в Европе, утверждаете: в России власть срослась с олигархическим капиталом, и кто претендует на что-то, но не попадает в этот преступный симбиоз, того душат руками спецслужб и прокуратуры; коррупция сверху донизу, дикий государственно-криминальный капитализм, двухголовая гидра капиталиста и чиновника; сворачивание либеральных реформ, отход от демократических норм, и всё в таком же духе - по вашему типовому списку. Ещё Кремль ведёт нечестную дипломатическую игру: пытается расколоть ряды Евросоюза, установив «доверительные» отношения с отдельными странами, в ущерб остальным. И если на Востоке России обломилось, два фронта ей не осилить, то на Западе она ощущает свою имперскую силу - через привязку Европы к своим энергоресурсам. Если Россия продолжит отход от либеральных реформ, Запад, в ответ, должен консолидироваться, изгнать нас из всех серьёзных международных организаций, закрыть для нас свои технологии и тэдэ, а это будет означать начало Второй холодной войны. Так?

В общем, премило кивает пресса, так.

-  Разберёмся!.. Для России внешний враг - скорей подарок! Враг – это всегда жёсткий, но и мобилизующий, критик. Как только есть внешний враг, так мы великая держава, а нет серьёзного врага – мы как все, а то и хуже. У нас государство, как структура, во все века отделено было от народа высоченной каменной стеной. Всегда образ жизни, традиции и даже разговорные языки у элиты и у народа были различны: власть и народ жили не просто отдельно, а, зачастую, противостоя, и друг друга не понимали в буквальном смысле. Отсюда, из такого разделения страны, восходит наша беспримерная позорная глупость охаивать всё российское. А только подступит враг к порогу, тотчас начальство и народ мобилизуются под одни понятные знамёна – и вперёд, страна! Мы за мир, но длительный мир на русских действует, объективно, как долгая зима: вгоняет в спячку. Русский быстро едет, если подстегнуть. Вторая холодная война пошла бы России только на пользу: избежали бы вашего тоталитарного демократизма, не жгли бы вы русские души своей калёной демократией. Для традиционного русского человека Запад не авторитет. Лично я даже считаю: нам полезно к мнению Запада прислушиваться, а делать в большинстве случаев наоборот - хорошего всё равно не присоветуют, не вспоминаются в веках такие случаи. Тургенев ещё писал: пора нам перестать дорожить мнением «парижских лоботрясов». Образ России на Западе всегда складывался по принципу: "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей". Когда Россия сильна и ведёт себя независимо, тогда её уважают и принимают, а сами боятся лезть с кулаками и подножками; когда же, дав слабинку, мы идём к Западу «с любовью» - нас отвергают и третируют. Ваши бывшие ставленники в Кремле выдумали какой-то проигрыш в холодной войне и при том преступно скрыли от русского народа размеры оговорённой с вами контрибуции. Знай народ, каких жертв от него требуют «победители», он предпочёл бы, наверное, воевать по холодку - у нас это всегда очень неплохо получалось. Даже если в чём-то критика Запада и справедлива, развитие России стало уже не ваше собачье дело!..

-  Как «собачье дело» по-французски?.. - опять Язык затрудняется с подбором сравнения пополиткорректней.

-  …Сочинённые на Западе реформы, - продолжаю нагнетать, - ещё Совмин СССР отверг «по этическим соображениям». То, что выдавалось за экономическую реформу, на деле преследовало разрушение социально-экономического строя - социалистической системы. Ваши "реформы" были именно социальным, а не экономическим проектом, средством буржуазной контрреволюции, идеологическим поворотным пунктом к началу  Третьей мировой войны. Мы по живому себя резали, пробуя ваши «цивилизованные» процедуры – и что? Они привели к распаду страны, к оголению границ с опасными соседями, к расколу общества, семьи и школы. Следование вашим советам привело даже к частичной утрате идеалов справедливости у наших людей – считай, испортило качество личности у русских людей. На месте советского общества до сих пор не возникло классическое буржуазное общество, и даже нечто структурированное и поддающееся определению. Распад и дезорганизация даже ещё не прекратились. Подавляющее большинство россиян не создаёт национальный продукт, зато на многое открывает рот, а это опасно и для вас. Зачем нам дальше следовать западным указкам? Если вы «не понимаете», как такое могло случиться, если вы этого «не хотели» – в ответ русским только остаётся рассмеяться вам в лицо. Вашими стараниями и получилось! Как только начинаем вас слушать – всё из рук вон! Русские не капризны и не мстительны: остались живу после ваших указаний – и то уже неплохо. Вы стали бы долго выслушивать советы, как побыстрее обрушить экономику и социальную сферу Франции? Мы нахлебались ваших советов, теперь пробуем управлять сами. Пусть даже, в конечном счёте, опять с поселениями и лагерями, но сами…

-  Месье Фуфуетэ просит объяснить, - кидает реплику Язык, - в России, что, возник новый политический спрос на лагеря? Хотите и эту объявленную модернизацию провести под угрозой репрессий?

Придётся французу разъяснить… Спецпоселения и лагеря в стране, где располагается Сибирь, есть целесообразный и эффективный институт: по собственной воле на Севере, на дальнем Востоке, в Сибири, на вечной мерзлоте, в тундре, никто и в обозримом будущем не станет постоянно жить и работать. Иначе уже тысячи лет там люди бы жили в китайской тесноте, а в школе изучали захватывающую историю Древней Сибири, а не Египта, Древней Греции и Римской империи. Дежнёв на Камчатку шёл два года! Царское правительство, сколько ни пыталось заселить Сахалин, не смогло закрепить здесь вольных поселенцев, ни за какие «подъёмные». Освоение Сибири нельзя решить затратным способом: сибирские масштабы проглотят любые деньги без ощутимых результатов. Да у  России и нет таких средств, а мировые корпорации, естественно, не будут вкладываться в организацию жизни в Сибири – в своих колониях они специализируются по расхищению природных богатств. А Сибирь и для России пока что внутренняя сырьевая колония - там нет переработки.

-  Постой, - влезает, решив поумничать, Язык, - есть же вахтовый метод.

Вахта – это особый, чудовищно затратный, режим работы, а не способ расселения. Вахта не обеспечивает освоения территории и комплексности добычи, гробит экологию, это хищничество с разрешения государства. Экономику региона вахтой не построишь, и даже месторождения не освоишь: на отработку месторождения руды нужно 20-30 лет, на газ и нефть – 30-40, на уголь – сотни лет, золото и кимберлитовую трубку тоже вахтой не возьмёшь. Кто будет работать на обогатительной фабрике к руднику? Организм вахтовика, не имея возможности приспособиться к климату, быстро изнашивается и становится жертвой серьёзных заболеваний. Вахтовик – кандидат в ранние инвалиды, на его лечение  государству придётся раскошеливаться. Дети растут без отцов-вахтовиков. В Сибири не нужны города, нужна сеть благоустроенных посёлков, с гособеспечением занятости женщин, пусть даже нерентабельной самой по себе. Только когда на Сахалине построили каторги – заселили сосланными. Чехов ездил туда, на каторгу, за материалами для своей диссертации: вернулся больным угрюмым и уже не смог написать ни одного весёлого рассказа. Даже у здоровых и молодых комсомольцев-добровольцев энтузиазм в Сибири очень быстро пропадал – хватало нескольких месяцев испытаний. Нанятая же рыночная рабочая сила и местная продукция выходят слишком дорогими, и рынок услуг в Сибири никому не нужен – далековато от больших городов, от побережий тёплых морей. Исследования, научные современные обсчёты конкретных строек ГУЛАГа показали: чисто рыночными механизмами нам самим развивать Сибирь бессмысленно. Если же развивать на чужие деньги, отдать в концессию, то нам Сибирь русской не удержать. Хотя в России освоено не более четверти всех природных ресурсов, нам чужой помощи не нужно! Ибо потенциал людских ресурсов в России используется лишь на пятнадцать процентов, а интеллектуальных – на три! Это означает, что Россия сегодня получает в пять раз меньше, чем могла бы получать без всякой помощи извне. Да, эффективность российской рыночной экономики в три раза ниже, чем советской нерыночной, качество жизни упало в два с половиной раза, но в России нет политического заказа на «посадку» в лагеря: осваивать Сибирь могут и должны те люди, кто не идеологически, а материально или нравственно провинился перед государством или перед частными лицами, то есть, уголовные правонарушители, преступники. Вам, во Франции, жалко наших уголовников? Может быть, примите их на ПМЖ? Боится Франция холодов России. В тёплом море на подходе к Марселю Кадрус говорил Дантесу, будущему графу Монте-Кристо: «По мне, лучше утонуть, чем замёрзнуть». Вот так радовался ваш каторжник, что Наполеон не забрал его в поход на Россию. Исправительно-трудовые лагеря советское государство создавало для перевоспитания и для изоляции неподдающихся перевоспитанию преступных лиц – обычная форма извлечения хоть какой-нибудь пользы для государства из людей, провинившихся перед обществом. Сибирские спецпоселения – это те же ваши галеры и каторги. Будь у вас места, сравнимые с Сибирью, вы бы, отринув ложную гуманность, тоже подумывали, как восстановить каторги. Для Сибири, для обширных наших северов, заключённые, репрессированные и высланные – всегда были стратегическим источником рабочей силы. Лихие люди, разбойники, бродяги, староверы-раскольники – они и начинали освоение Сибири. Да, лагерь означает специфическую антропотехнику, архаический уклад, культуру ужасов и лишений. Но лагерное воспитание преступников полезным для общества трудом было и остаётся справедливым по сути. А то за свои деяния усядутся преступнички в тюрьму – корми, пои, лечи, развлекай, охраняй их за счёт пострадавших добрых людей, а они в камерах книжки пишут о том, как их государство обидело! В России многие стоят за восстановление каторги и трудовых лагерей. При Сталине продолжили только то, что уже давно отладили цари: даже политический окрас лагерям устроители придали задолго до Отца народов. Сидели за политику декабристы и масоны, народники, доленинские революционеры, нигилисты-террористы, националисты и вся социал-демократическая ленинская гвардия, бундовцы, эсеры. Это я ещё анархистов опускаю! Отнюдь не Сталин был историческим устроителем ГУЛАГа. Но и при царях, и при Сталине, абсолютное большинство лагерных насельников – это были уголовники, душегубы, а не политические противники режима. Просто на Западе душегубов и противников режима нещадно вешали и четвертовали под улюлюканье толпы, а в гуманной России смертная казнь была редким инструментом, горем со всеобщим плачем, да и деятельного народу вечно не хватало, не очень-то почетвертуешь…

  Вижу, француз опять стал записывать на диктофон: проняло! Тогда решил, в качестве подарка, вбросить редкостную для америко-европ фактуру. Возьмём, говорю, крупнейшую в дореволюционной России Нерчинскую каторгу. Захватывающую историю Нерчинской каторги планировало издать ещё «Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев». Практически же с 1921 по 1935 гг. вышло в свет 116 номеров журнала «Каторга и ссылка». Ну, ещё стоит заглянуть в сборник Нерчинского землячества «Нерчинская каторга», в диссертации и в мемуары каторжан. Что мы здесь найдём по теме? На Нерчинской каторге, состоявшей из множества тюрем и поселений ссыльных, предупредительная госполитика в области правонарушений мудро сочеталась с оправданными целями и механизмами политической и экономической колонизации окраин, именно Забайкальского края – дикой, совершенно не обустроенной земли. В качестве разновидности уголовного наказания, каторжные работы в истории России сыграли чрезвычайно важную роль. Любая каторга у нас была штатной пенитенциарно-хозяйственной единицей государства и всегда имела «двойное назначение»: она выступала и как инструмент карательной политики и мера уголовного наказания, и как средство для использования труда каторжан в хозяйственном освоении отдалённых районов. Во глубине сибирских руд сидельцев учили ремеслу, прививали навыки приспособления к природно-климатическим условиям и к местному населению, проводили с ними культработу. Но вот минуло, как в индийском фильме, двести лет, сменились политические системы, но Забайкалье всё остаётся диким. Значит, дело не в политическом отношении к лагерям – любая политика перед холодом отступает. И значит, накопленный лагерный опыт имеет неубывную практическую ценность, тем паче сегодня, когда России пора осваивать новые кладовки недр. Даёшь каждому веку хотя бы по одному освоению Сибири! А как это для любого российского президента было бы памятно: Сибирь обустраивали в XVIII-XIX-м веках – цари, в XX-м – Сталин, в XXI-м – я!

-  Вы оправдываете сталинский «большой террор» в тридцатых?

-  Это никакой не «сталинский» террор – оставьте вы личностные ярлыки! Только поколения «новых людей» могли построить светлое коммунистическое будущее, и поэтому большевики должны были перемолоть природу «старого человека» - отсюда неизбежные жертвы в грандиозном социальном эксперименте. Только почти бесплатная армия заключенных в условиях катастрофической нехватки ресурсов могла помочь осуществить "стройки коммунизма" и освоить кладовые Сибири. Только страх смерти был единственной дешёвой и необходимой мерой подстёгивания населения в ходе бешеной модернизации страны, когда за десять предвоенных лет предстояло пройти едва ли ни столетний путь. Ради модернизации страны пришлось отринуть даже Интернационал и ликвидировать сторонников мировой революции, ленинцев, кто, летая в политических эмпиреях, не чувствовал горящей земли под ногами. Сегодня мотивы для репрессий отсутствуют, а посему нового «большого террора» не может быть, но пенитенциарную систему России след перестроить в пользу лагерей. Цели нынешней модернизации совсем другие: выживание российских народов и научно-технический прорыв, сохранение и справедливое распределение ресурсов – здесь массовый террор бессмыслен. А главное, «нового человека» выращивать не надо, достаточно «старого» правильно бодрить.

 -  Лагеря не гуманны, - приговаривает, как заведённый, месье Фуфуетэ.

 -  Лагеря как раз гуманны. А вы бы хотели, дабы мы противников общества сразу втихую отстреливали? Дабы делали вид, что внутреннего врага нет совсем, и убивали оступившихся людей без всяких надежд на их трудовое перевоспитание, для иноземных колонизаторов место на российской земле поскорее освобождали? Запад, конечно, мечтает увидеть всех русских в сосновых гробах, в белых тапочках. Но случись такое и приди вы в Россию, убедились бы: и вам без «лагерей по-французски» Сибирь не поднять. Вообще, лагеря, дражайшиё месье Фуфуэте, равно применимы и к тоталитарным практикам коммунистического либо нацистского толка, и к гражданскому состоянию в либеральном обществе. Последнее описано ещё у Гоббса в «Левиафане», а позже у Оруэлла в «1984»: лагерь как апофеоз либеральной демократии. А не плохо звучит! И не прикидывайтесь мне здесь девушкой невинной: общественное мнение на Западе тоже готовится к лагерям. Только глобализм превратит в лагеря целые государства. А вам, французам, подай даже не гуманные лагеря, а сразу гильотину на плес де ла Конкорд. В Великую французскую революцию у вас «работали» пятьдесят, примерно, гильотин. Были даже детские гильотины! Вот уж порубили голов! Соотечественникам своим! И при сём во Франции выпускали духи с романтическим названием «Гильотина». Разрушив систему социализма, Запад, тем самым дал зелёный свет установлению планетарной власти. Зачем глобалистам великолепные французы? Ей нужны рабы, а не французы со своей великой историей, с великой культурой и своими петушиными заморочками. Конец мировой социалистической системы – это и конец западной национальной демократии и начало сокрушение либерализма! Сегодня числиться в либералах - глупо, смешно: западного либерального общества, считай, больше нет, а в России его не будет, как ни кричи, весь в слюнях, с экрана.

-  Проясни, Бодряшкин! – это уже Язык восклицает от себя, дабы вечером было чем утереть мужикам за пивом в своём клубе. Да и француз, вижу, озадачен и не столь манерен, и уже в самом деле силится понять. – Как это: либерализма больше нет?

-  Проясняю не благим актом, но верным словом! Крах социалистической системы означает: исчезла одна из соревнующихся сторон, значит, мировой плюрализм умер. Теперь господствует одна транснациональная капиталистическая сила с одной идеологией – деньгами. Это капиталистический интернационал. Политическая монополия рождает у её носителей ложные представления о собственной непогрешимости. Возникает культ, быстро накапливаются ошибки, разгораются внутримонопольные групповые конфликты. Социализм восстановится, но это может произойти уже только на огромной территории, с человеческими и материальными ресурсами сопоставимой с капиталистическим миром. Иначе восставший социализм «сомнут», как говорил товарищ Сталин. Победившим – временно! - глобалистам мировой либерализм не нужен вовсе: им выгоден диктат - установить тоталитаризм Мамоны, она же сосредоточена в их руках. Любым победителям становится не нужна свободная конкуренция идеологий – везде и всегда. У нас большевики сносили церкви, а либералы выносят Ленина из мавзолея… Либерализм, едва победив в России, сразу приобрёл тотальные черты: вот, к примеру, частные лица в Непроймёнске, действуя в рамках коммерческих законов, заплатили за рекламную площадь на борту городского автобуса и разместили на купленной площади портрет главнокомандующего победоносной Красной Армии, но тут же набежали либералы и совершили акт вандализма, надругавшись над священным правом чужой собственности: замазали изображение товарища Сталина чёрной краской.

Государственный либерализм всегда имеет национальную окраску. Всякая национальность – враг империализма, кой намерен грабить и техасские банки, а местных гангстеров стремится извести под корень или заставить работать на себя. Государственный либерализм нацелен на сохранение национальных особенностей, культуры, традиций, языка, своих ценностей и собственных денег. Глобалисты эту затратную для себя статью рассчитывают ликвидировать. Империализм убил плюрализм национальных мнений. Она закопала суверенитет национальных стран как важнейшую составляющую мирового плюрализма. Франции, считай, скоро не будет – будет частица свального Евросоюза, проходной двор, где арабы, под присмотром транснациональной силы, преспокойно мочатся на паперти собора Парижской Богоматери. На башне Эйфеля – глаза разуйте! – уже висит плакат империалистов: «Человечество будет счастливо и без французов!» В борьбе с национальным государством, а значит и с национальным либерализмом, империализм опирается в первую очередь на армии: формирует блоки, «международные силы», кои отправляет на «войну за демократию», на «миротворческую войну», «войну за мир», «операции по принуждению к миру» - извращают само понятие войны, культивируют постмодернизм, несущий хаос в сознание людей, выхолащивают традиции, доводя складывавшиеся веками общественные отношения до маразма.

Партийный либерализм в условиях глобализации вообще теряет смысл. Концепция «открытого общества», подразумевающая возможность отстранения политической элиты без кровопролития, отправлена в мусорную корзину. Коль победила одна политическая система, политические партии становятся не нужны по определению. Они ликвидируются или перерождаются в партии экономические, социальные, культурные и дэрэ. Их, конечно, оставляют для игры в выборы – дурить народы. Чем основательнее империализм господствует в каком-либо государстве, чем одинаковей в нём правящие партии. Самые одинаковые партии, естественно, в США и в других, так называемых, развитых странах. Буржуазные партии без плюрализма – это уже не выразители самостоятельных идеологий, а наёмники единой транснациональной Мамоновой силы. Поэтому «партийная борьба» всё больше превращается в завлекалово для замороченных избирателей: лишь бы пришли и проголосовали, за кого – не важно, ибо все перед той силою равны – нулю. По завершению Первой холодной войны, после краха социализма, на Западе исчез фетиш «советской угрозы», но и скончались политические силы, способные защитить простых граждан: ни одна партия на Западе права человека уже не защищает, и потому на социальные права трудящихся власть имущие сразу же начали массированную атаку. Специально развели огромную безработицу, дабы легче было манипулировать наёмным трудом. Все общественные организации находятся под контролем империалистов. Они олицетворяют собой мелкие свободы, не затрагивающие существования империализма. Здесь империалисты опираются на контролируемые ими СМИ. А уж СМИ успешно контролируют сознание людей: они под общим колпаком - чего нет в СМИ, того нет жизни. Даже профессиональные сообщества введены в состояние депрессии и стали восприимчивы к заведённой лжи: метеорологи верят в глобальное потепление перед новым ледниковым периодом, врачи - в СПИД и крокодилий грипп… Людям не к кому обратиться за истиной, за помощью.

Личный либерализм не имеет практического значения в жизни общества и становится неощутим. «Свобода слова» – буржуазный блеф с целью замылить глаза эксплуатируемых. Давно доказан «либеральный парадокс»: невозможно создать справедливую демократическую процедуру, коя была бы совместима с неограниченной свободой выбора – то есть, с заявляемым либералами плюрализмом. Следовательно, в рамках капитализма, в рыночной экономике, не может сложиться общество, желанное всеми: насилие над личностью неизбежно. Свобода – понятие не только качественное, но и количественное. Если количества мало, значит качество плохое. Вы, месье Фуфуетэ, вероятно, считаете себя свободным гражданином. Возражу: ваша свобода, к примеру, ограничена железной решёткой в клетке капитализма: вы не свободны выбрать социализм в своей стране. Ещё вы не свободны избавиться от иммигрантов, от противных диаспор, кои вас в любой день раздражают и оскорбляют ваши зрение и слух, и историческую память француза. Значит, вы лишены «больших» свобод. В отношении «больших» свобод личности, ваш тоталитарный капитализм точь-в-точь такой же угнетатель, каким был наш тоталитарный социализм. По количеству «маленьких» свобод различия между системами имелись – в вашу пользу, признаю. Но сегодня, разве вы, месье, можете свободно высказать своё мнение так, дабы быть услышанным? Ни в коем случае! Вы год не ешьте, не пейте, и ни за что не платите, а на сэкономленные деньги купите полминуты телеэфирного времени – и осуществите своё право на свободу слова. Только за полминуты много ли успеете сказать? Протянете ли до следующего 30-секундного эфира? А на что будете новые очки покупать? Вы, месье Фуфуетэ, «несознательный либерал»…

-  Проясни, Бодряшкин, - опять пристаёт Язык. – А что есть «сознательный либерал»?

-  Устал я прояснять «на сухую»… Я, как замполит полка, считаю: на Западе пора устраивать политический ликбез. Начать можно с простого: с введения понятия «сознательный/несознательный либерал», как в раннем СССР был «сознательный/несознательный рабочий». При проверке, я уверен, большинство граждан на Западе окажутся «несознательными либералами» - жертвами тотальной идеологической обработки. «Несознательные» вполне довольствуются «маленькими» свободами и тем, что выдаётся за свободы, - лжесвободами.  «Несознательные либералы» не понимают даже простой вещи: свобода, равенство и братство возможны только в коллективистской социально-политической системе. А если, к примеру, высшее образование и медобслуживание платные, о каком равенстве в правах личности можно говорить? Образованный богач будет ухоженным цвести в оранжерее, а малограмотный бедняк загнётся под забором…

-  Во Франции и в России это не пройдёт, - переводит крамолу вдруг Язык. – У нас с вами, если станет совсем туго, неимущие устроят великую революцию.        

-  Это в прошлом. Тоталитарная демократия и финансовая диктатура любую социальную революцию в отдельном государстве задушат ещё в зародыше. А если всё же полыхнёт - во Франции, допустим, - гасить революцию примчатся со всего мира: и на каждую вашу Жанну д’Арк с охотничьим ружьишком империалисты вышлют по батальону морских пехотинцев, роте десантников и отделению танков. Это я ещё ракеты и бомбы опускаю! И, для теории, замечу: успешные революции и контрреволюции не случаются без помощи извне. Сегодня же, за редким мусульманским исключением, не осталось суверенных государств - откуда французской революции ждать помощь? Какая заграница вам поможет? Наступает эра преимущества больших пространств, время новых империй. Свобода нации в современном мире будет напрямую связана с наличием у сей нации имперского комплекса защиты. Не зря марксисты провозгласили интернационализм основным инструментом борьбы с капитализмом. Глобальный капитализм создал свой интернационал, и теперь может быть уравновешен только всемирным объединением трудящимися. Класс эксплуатируемых должен выработать новые идеи и принципы объединения, и новые способы борьбы с классом империалистов - это главная текущая задача трудящихся.

-  Месье Фуфуетэ спрашивает: в чём заключается современная эксплуатация? – говорит Язык. – Где эксплуатация, а где неэксплуатация? Вот он работает по добровольному найму, получает зарплату по контракту – где здесь эксплуатация? Он даже не член профсоюза журналистов – не видит надобности вступать. Если работодатель не выполнит условие контракта – есть суд.

-  Я и говорю: вам, на Западе, необходим политический ликбез. Эксплуатация – многоступенчатое понятие. Эксплуатация человека человеком осуществляется через насилие или через идеологию, или обман, и закрепляется в законах, а гарантируется тюрьмой и кладбищем. Система эксплуатации приобрела изощрённые невидимые формы: теперь несознательные работники являются её соучастниками, рабами и господами одновременно. На деле же, трудящихся, как кусочки мясо шашлыка, пронизывают шампуром «корпоративного духа», и от этого они становятся рабами не просто безропотными, а, вопреки логике пользы для себя, рабами инициативными, самодовольными и едва ли ни гордящимися своим холуйством. Современный империализм через надгосударственные структуры эксплуатирует природные ресурсы и население национальных государств. Вы, месье, в сей момент премиленько беседуете с товарищем Бодряшкиным, а тем временем банки вывозят из Франции национальный капитал, корпорации строят фабрики отнюдь не во Франции - в Китае и Вьетнаме, а к вам завозят новых иммигрантов, тем самым делая каждый следующий ваш контракт с газетой немножечко дешевле для себя, а богатеи всего мира пьют лучшее французское вино и тусуются на курортах Лазурного берега, куда вам доступ ограничен. Государство давит вас запретами, неведомые дяди из-за океана шарят по вашим карманам, неизвестный собственник заставляет делать то, от чего вас воротит - разве это не эксплуатация? Вы со всех сторон зажаты и становитесь с каждым днём немножечко беднее и беззащитнее в сравнении с эпохой социализма. Кремлёвское начальство вот-вот окончательно прозреет и скажет миру: ладно, было в СССР общество застоя, было в России общество массового потребления, теперь будем строить общество развития.

-  Социалистическая идеология проиграла в холодной войне, - переводит Язык, - вот вы, комрад Бодряшкин, и наговариваете на капитализм. Сама идея социализма порочна. Социализм советского разлива оказался неспособным к модернизации со скоростью, необходимой для противостояния капитализму, - это, согласитесь, факт?

-  Факт, но могло сложиться и по-другому. Идея ленинского советского кооперативного социализма оказалась до конца неосуществлённой – из-за внешних угроз. Если у нас и был подлинный советский социализм, каким он задумывался большевиками, то лишь 10 месяцев, начиная с ноября 1917 года. Тогда едва-едва успели объявить мир без аннексий и контрибуций, и отобрать у помещиков землю, у буржуев – заводы. А уже в сентябре 1918 года началась интервенция - и пришлось отступить к военному  коммунизму. Сразу затем полыхнула гражданская война, эпидемии, разруха – и пришлось отступить к НЭПу. Сразу затем открылась необходимость за 10 лет рывком поднять страну и подготовиться к новой мировой войне со всей Европой, разбить кулачество – советскую Вандею, – и пришлось отступить к тоталитаризму. Сразу затем возникла ядерная угроза – она только нам и предназначалась, и началась Первая холодная война, экономическая блокада, давление – и пришлось отступить к авторитаризму. Это всё были неизбежные отступления от ленинского социализма: без этих отступлений от ленинских принципов Советов нам бы не выжить. Затем навязанная воинствующим внешним империализмом перекройка - и пришлось отступить к либеральной демократии. Где вы видели у СССР условия для обустройства нормального социализма? При сменяющих друг друга режимах военного коммунизма, НЭПа, тоталитаризма и авторитаризма – какие могут быть действенные Советы? Ленинский план построения социализма через кооперацию, через государственный капитализм, нам не дали осуществить. Но в любом случае: даже изуродованный режимами советский социализм – небывалый величайший современный опыт человечества, величайший! Его всему миру след тщательно изучать, анализировать, дабы заимствовать хотя бы наши новаторские социальные достижения - их тьма, и никаких «пороков». Именно в период «застоя» СССР стал сверхдержавой, одной из двух на Земле. Простые люди всего мира – то есть, большинство человечества! - с замираньем сердца, следили за СССР, как за путеводной звездой. Такой «застой» советского социализма многого стоит. Скоро на арену истории выйдут другие формы социализма – и для их теоретиков уже имеется гигантский первый опыт; новым политикам уже есть от чего оттолкнуться, в отличие от первопроходцев-большевиков. По крайней мере, как мировой опыт, как системный фундамент общественного устройства, советский социализм должен быть признан успешным. Докладываю: русские сегодня опять начинают гордиться: это мы построили первый в мире социализм! К тому же, согласитесь, месье Фуфуетэ: в борьбе идеологий главное не идеи сами по себе, а технология и мощь их распространения. Сколько разноголосых сирен одновременно зовут людей к себе! И если ты прост или «не в теме», то не отличишь голоса правды от голоса лжи, и даже можешь не отличить гласа жизни от шёпота смерти. При равной привлекательности идей неизбежно побеждает та, коя своими сторонниками навязывается обществу мощнее. В однополярном мире, при нынешнем развитии СМИ, чем больше денег у толкачей любой идеологии, тем вернее её шанс победить во мнении большинства. Чего ж больно-то нос задирать капитализму перед социализмом? Да, заматерелый капитализм оказался богаче юного неопытного социализма, и когда СМИ стали глобальными – деньгами задавил нас. Но сути соревнования двух идеологий сей факт никак не изменил. Соревнование продолжается: в недрах общественного сознания вызревает новый социализм, уже более опытный и потенциально богатый. Посмотрим, что будет через двадцать-тридцать лет. Уже сегодня главенствующая по сути идеология – не капитализм, а деньги. Вот уж порок из пороков! Капитализм – только инструмент сосредоточения денег в руках немногих самоизбранных. Идеология империализма сведена к деньгам - иное преследуется и искореняется. Советского человека бедное государство СССР обрабатывало куда меньше, чем богатые государства Запада - своих граждан.

-  Месье Фуфуетэ возражает: права человека на Западе соблюдаются, и толерантность у них в порядке вещей, хотя «всякое бывает»…

-  В речах евродеятелей – это, да! – присутствует и уважение к человеку, и права, и толерантность, и великодушие к слабым, и мамынька родная, кем б ты ни была, а куда на Западе ни глянь – находишь «всякое бывает». Отовсюду прёт на граждан - жестокость, безработица, расизм, конкуренция, ужасы, уродства, мошенничество, нетрадиционность, политиканство, секс. Это я ещё погоню за деньгами опускаю!

-  Тоталитарным режимам свойственно насилие, а западные демократии гуманны, - сопротивляется француз.

-  Но результаты одинаковы - чего ж тогда на способы косить! Тоталитарная демократия нынешних империалистов по кровожадности, по числу убитых и нерождённых, даже превзойдёт все предшествующие тоталитарные режимы. Это, конечно, скрываемая от публики кровожадность, завуалированный геноцид «неправильных» народов. Да и от военного насилия Запад ни на миг не отказывался, а только напустил новых дымовых завес для оправдания обыкновенных, привычных для себя, массовых убийств в ходе захвата территорий и ресурсов: теперь он массовые убийства политкорректно называет «зачистками», «операциями по принуждению к миру», «восстановлением демократии»…

-  Ну, ладно, не новая холодная война, а что страшит русских? – передаёт вопрос Язык.

-  Для нас куда опасней внутренняя холодная война. Она грозит перерасти в классовую, между богатыми и бедными, да ещё с межэтническим ферментом. Если возникнет угроза Второй холодной войны – внешней, - то, как пишут ваши же аналитики, в России из катакомб на сцену неизбежно выйдут националисты. Но гражданской войны в России не будет, ибо униженная армия, мобилизованные – ранее униженные - резервисты и своры завистливых охранников не полезут против народной дубины воевать за сверхприбыль олигархов: может грянуть только коротенькая малокровная социальная революция. Средний и мелкий частный бизнес сохранятся. Националисты проведут, формально, выкуп в государство, а, по сути, экспроприацию всех монополий и объектов крупной промышленности, раскрутят мобилизационную экономику, без чего невозможно отражение вашей глобальной агрессии. Олигархическому госкапитализму в России придёт бесславный конец. Туда ему и дорога. Это у вас на происходящие в обществе и в экономике процессы стараются отреагировать разумно: случись кризис – империалисты вместе с эксплуатируемым народом кое-как затягивают на себе усыпанные бриллиантами пояса. А наших богатеев революции ничему не учит: они у нас такие же, как все, авоськи - без чувства самосохранения, не делятся наворованным добром, хоть режь, одним днём живут, лишь бы поскорее хапнуть и вовремя к вам отвалить. Вот их без сожаленья и порежут, как  куриц, несущих золотые яйца только для себя. Россия – пластилиновое звено в железной ржавеющей цепи империализма. В любой день оно может растянуться и порваться. Когда терпение народа лопнет, сюжет с контрреволюцией может повторится. Но по фабуле она будет уже другой - не кровавой: наше ворьё не обязательно сажать и, тем паче, убивать, - достаточно испугать. Тогда установится вновь тоталитарный режим, а промышленность и военная сила России неимоверно, как при Сталине, возрастут. Уж южный фланг и северное добро своё мы тогда сможем защитить! Вы этого добиваетесь?  

-  Объясни, что такое внутренняя холодная война? – не смог удержать иронии Язык. – Гостю очень интересно. – Перегибается через стол и шепчет мне на ухо. - Похоже, Бодряшкин, этот педик подрабатывает на свою аналитическую разведку или даже служит в ней. Мне придётся доложить… Жди наводящих вопросов от шпиона…

-  Смерть шпионам! – вырвалось из меня непроизвольно. - Внутренняя холодная война - это, месье Фуфуетэ, у нас такой национальный способ организации общественной жизни в периоды между революциями и мировыми или гражданскими войнами, когда русским становится скучновато жить – без драк. У вас, французов, в козлах отпущения обычно ходят внешние враги: поочерёдно англичане, немцы, испанцы, русские, арабы… - вы все свои неудачи и поражения на них валите. Ну, изредка ходили у вас в козлах отпущения гугеноты и аристократы - и вы их с большим азартом резали и отрубали. А русские, в силу национального характера, валят неудачи, в основном, на себя самих. Русские люди, в большинстве, остаются пока ещё асоциальны и аполитичны, и потому ищут убежище в своём внутреннем мире скорее, нежели во внешнем. У нас сохранилось партизанское мировоззрение: живём как в окопах, рассчитанных на круговую оборону - в окружении не только настоящих, но и вымышленных врагов. Русский народ ведёт себя, увы, весьма легкомысленно: мы самих себя назначили вечными козлами отпущения, понавешали на себя даже несовершённые грехи - и лупим друг дружку почём зря.

-  Это совсем глупо, плохо… – укоряет месье великий русский народ.

-  В чём-то даже хорошо, что жизнь ничему русского человека не учит: чувствуешь себя всегда воодушевлённым, молодым, незавершённым, почти бессмертным – выходит, всё у меня ещё впереди! Европа стара, Россия молода – чем нам плохо? А если всё российское бытовое неустройство рассматривать как специально задуманный комплекс постоянного психофизического тренинга по типу школы выживания, то западные люди россиянам завидовать должны, ибо мы к любым трудностям «Всегда готовы!», а вы - нет. Но пора уже, пора впрячь русскую легкомысленную жизнь в узды мудрого начальства! После окончания Первой внешней холодной войны, наша внутренняя война разгорелась не на шутку. Она страшно ослабляет Россию. В мире уважают того, кто, случись что, и в морду может дать. Горе тому, кто не способен защитить свой дом. Несчастен и тот, кто живёт чужим умом. Но высшему российскому начальству категорически не след объясняться со своим народом по темам, навязанным извне. Все ваши темы, как дышло: куда повернул – туда и вышло. Вы хотите расколоть российское общество и заставить нас погрязнуть в дискуссиях и драках, и тем ослабить. Стратегические вопросы, стоящие перед любой властью, должны обсуждаться в обществе, но принятию оперативных решений не обязательно должно предшествовать публичное обсуждение – достаточно экспертного сообщества. А говорить начальству со своим народом лучше всего языком лозунгов, кратких и понятных, и никогда не оправдываться. Народ академий не кончал, и не способен что-либо дельное подсказать властям. Начальство приказывает, народ исполняет – всё! Все внутренние вопросы лучше решать за закрытыми дверьми. Не спорить меж собой, а делать то, что вы потом вынуждены будете признать – вот наш путь к уважительному имиджу. И, дабы что-то сделать наконец, российское начальство уже сегодня взялось создавать повсеместно трудовую среду и, главное, не дожидаясь просыпа энтузиазма у своего народа, оно само метафизически пашет, как шахтёр в забое!..

-  Нет, я не могу так работать!.. - шипит Язык, опять со своей ироничной миной. – Как переводить? Он твоего образа кремлёвских метафизических шахтёров не поймёт… Пардон!.. Месье Фуфуетэ настаивает: у Кремля доктрины развития нет…

-  А у Парижа есть? Тоже нет - и никого из французов это не волнует.  Российскому начальству хватит русского здравомыслия и смекалки! Россия так велика, что обустраивать её - это и обустраивать весь мир. Ты, Калямаля, переводи у меня дословно! Отставь свою политкорректность! Дело принципиальное: быть нам живу или нет! Представь, что месье Фуфуетэ пока что не отравил помадой, а только соблазнил твоего сына – и переводи дословно! Понял у меня?!

-  Так точно!

Ага, вспомнил, сукин кот, что служил под моим началом!

Провожая непрошенного гостя, предаюсь воспоминанью… Мы с Языком полтора года срочной службы трубили на советско-турецкой границе в Армении. Я был тогда сержантом, Язык – рядовым, и я его гонял! Зато Калямале харчилось сытно: родители из Непроймёнска каждый месяц присылали ему две, а то и три посылки со сгущёнкой, с  тушёнкой, печеньем, конфетами, изюмом… – в общем, всякий белковый и витаминный продукт. На горной заставе, сколько дней я прослужил, столько вечеров на ужин нам давали бледно-серое, консистенции детского поноса, картофельное жидкое пюре на воде без признаков крестьянского масла с растёртой, вместе с костями, мороженой рыбой - морской и невозможно вонючей. А вот завтрак и обед были ничего, вполне, и, главное, солдатскую нашу диету спасал приличный сухой паёк – его выдавали тем, кто уходил в наряд на охрану рубежей. Но свежего - не пареного, не варенного, не консервированного - не давали ничего и никогда: всё командиры боялись дизентерии у личного состава от плохой воды и «пищевых диверсий». Естественно, витамина в рационе не хватало, особливо зимой. Когда же я начал самостоятельно командиром ходить в наряд, то разглядел в бинокль: на турецкой стороне, на склоне одной некрутой горы рос то ли брошенный сад, то ли это среди негустого леса дикарями вылезли деревья хурмы. В солнечный день поздней осенью или зимой, когда вся листва опадала, плоды хурмы сияли яркими оранжевыми фонариками на чёрно-коричневом фоне. Как их мне хотелось сорвать и съесть! Китайские фонарики даже ночами снились! Тогда я изучил расписание движения конных турецких пограничников. Главное, уяснил для себя: а не очень-то им и нужна эта граница. Вы, служивый читатель мой, знаете: в горах у нас следовой полосы нет, и собак на заставе у турок нет, лезь – не хочу, но только лезь, когда горы без снега, а значит, видимых следов не оставишь. Сколько я ни подбивал Языка переодеться в гражданское и слазить за хурмой, тот не соглашался: не нужен ему берег турецкий, он и с мамкиных посылок витамином сыт. Зато язык турецкий выучил легко и быстро, его тогда-то и прозвали Языком; я тоже попробовал учить – и шиш. Тогда полез в разведку один - без оружия, без документов и без турецкого языка, с одной рацией. Туда-обратно за два часа с небольшой минуткой обернулся. А Язык и ещё один рядовой из наряда мою вылазку в тыл противника прикрывали – они по периметру в бинокли наблюдали за турецким патрулём, и по рации о передвижениях противника мне сообщали. Добыл хурмы сколько смог унести по горам, не теряя ходу. Жаль, не попался вражеский кабель или провод – порвал бы, сымитировав кабана или горного козла… Через неделю опять полез…

Я смелый: разведывать не боюсь!

 

 

          Глава 5. Бодризм и сатира

 

Дабы после визита соглядатая из Парижа унять свои животрепещущие нервы, захожу на  электронную почту: «Глубокочтимый господин Бодряшкин! Действительные члены тайного ордена Кащеногого мурзляка тайным голосованием избрали вас магистром! Для инициации получения высокого звания магистра ордена, перечислите…»; «Господин Бодряшкин! В компроматотеке церкви Святого Никифора значится, что Вы не любите служителей всех конфессий и мимикрий. Но мы веруем, что в миг безумного счастья (чур меня!) или в годину смертельной болезни (стучу по деревяшке!) вы вспомните о святом мученике Никифоре и перечислите…»; «Уважаемый г-н Бодряшкин! Все ваши проблемсы решит альтруистический Фонд взаимопомощи «Жизнь прекрасна!» Перечислите…»

Обычный спам. Нет, уж лучше пройтись по новостям. Захожу в святилище инета: «В госпитале врачи нас успокоили: только ещё пару-тройку диссертаций защитим, и сразу вашего больного отпустим – случай уж больно интересный!»; «Вася, и тебя записали во враги народа? А какого именно, знаешь?»; «Тут-то архиерей-реформатор и заявил: «Хватит уже нам экономить на огарках! Пора наладить для верующих туристов массовые полёты в космос, ближе к Богу»»; «Профессор, политиков интересует: на следующей неделе кем у нас выгоднее быть: либералом, патриотом, националистом, коммунистом или уйти в отпуск – от греха подальше?»; «У столичной богемы вошла в моду чудотворная икона девицы Клуневой»; «Теперь заживём! Министр здравоохранения России признал полезность развития отечественной фармакологии. Начальник признал – значит, сделал!»; «Купи пиратское издание полного перечня собственности олигарха Сироцкого!»; «Граждане США и России, беспрерывно оскорбляемые космополитами, создали международную правозащитную организацию «Пиндосники и совки». Главная задача организации: осадить зарвавшихся космополитов в тюрьмах за оскорбление гражданского достоинства патриотичных американцев и россиян. В духе современной бюрократии, утверждён план-минимум на посадку – 666 клевещущих и оскорбляющих либералов на первый календарный год деятельности; штрафы за моральный ущерб не в счёт»; «…на что заслуженная артистка России мировому судье резонно отвечала: «Что я в мужчинах понимаю, коль пять раз замужем была?»»; «Кремлёвский Акела промахнулся! А ведь обычно в ливень между каплями сухим проскакивал…»; «Ещё один сгорел на работе! Премьер-министр России спешно госпитализирован с диагнозом «сотрясение мозга»: так усердно он, Христа ради, молился на повышение биржевых цен на нефть марки brent»; «На сайте известной светской львицы, девицы Клуневой, только что выложено сообщение: на завтрашней презентации очередного лота самовыдвигающихся личностей в столичном Манеже девица Клунева вновь заявит о недостатках в кадровой политике России. Почему в этой стране в олигархи, в проститутки и бомжи можно самовыдвигаться, а в остальные профессии нельзя? Почему в этой стране только неустановленные «кадры решают всё»? Почему в этой стране национальной идеей не признают меня, девицу Клуневу, а всю ищут какую-то Мамону?»»  

На последний риторический вопрос девицы Клуневой я уж было собрался авторитетно, как сам-идейный, ответить, но тут звонят из губернского департамента культуры: напоминают - через пятнадцать минут начнётся заседание Комиссии по этике и эстетике в СМИ и вообще.

В плане работы Комиссии стояла рутинная пропесочка оплошавшего сатирика из Непроймёнска, но, вдруг, на неделе, как уже не раз бывало, горе-сатирика отставили - он всё равно со вторым инсультом слёг, - а решили обсудить современную сатиру в целом, как жанр литературы, а вторым вопросом пристегнули разборку нашумевшей в верхах одной околонаучной работы по классификации граждан и апатридов на предмет их благонадёжности к российскому государству как политическому институту.

Администрация рядом – дорогу перейти, я член Комиссии – как миленький иду…

А прошлое заседание, сразу вспоминаю, было посвящено некогда традиционной, а теперь незаслуженно забытой теме: «С кем вы, мастера культуры?»

С мастерами культуры пора особо разобраться! Сперва разобраться скопом; позже, с теми, кто не понял, - персонально. Но дабы никого из ныне здравствующих творцов сразу в лоб, под дых или под зад не обижать, тему разобрали на примере творчества советского поэта, прозаика и заслуженного дачника Пастернака. Вы, всезнающий читатель мой, кинетесь спрашивать меня: откуда в заморенной глубинке такой странный выбор? О, не думайте о Непроймёнске свысока! Заседания Комиссии по этике и эстетике у нас частенько, слово за слово, как в застолье, превращаются в споры о сущности искусства, и заслуженно достаётся от комиссионеров не только постмодерну, но даже и античности на пару с мифологией. Это верный признак того, что в комиссии есть университетские профессора и старые девы, иногда в одном лице.

Девы-профессора, как правило, пребольшущие оригиналки. В нашей комиссии есть одна такая. Звать её по паспорту Варварой, но представляется всем Дельфиной. У неё коллега есть в Париже, тоже профессорша-русистка, зовут Дельфиной Буржуа. Так вот наша старая дева за рубежом для всех - руссо Варвара, а в России – франко Дельфина. Она завкафедрой литературы в Непроймёнском госуниверситете. На внешний свой вид Дельфина, какие бы ни принимала меры, всё остаётся похожей на серенькую и никакую колхозную бухгалтершу перед выходом на пенсию. Во что бы Дельфина ни рядилась, всё вид получается невыразительный и пошлый – уж очень подводят мелкие черты, унылое, почти скорбное, выражение лица и неловкие суетливые движения остатних членов. Зато, кто, как я, сможет приглядеться к человеку третьим глазом, изумится: внутренний мир Дельфины горит ярким гудящим пламенем! Источник сего неугасимого огня – чужие литературные таланты. Дельфина загорается ими, как от меткой искры тоненькие сучья с подсунутой газеткой; она всегда пасётся рядышком с талантом, дабы, случись самой притухнуть, от новой искры возгореть костром пионерского размаха. И то: сколько сот диссертаций и карьер зажглись на гении Пушкина! А Дельфина зажглась на талантах Пастернака - на мой взгляд, больше мнимых, и уж верно спорных. Профессорша - ярая поклонница футуризма и докторскую защитила по поэзии раннего Пастернака.

Я до прошлого заседания Комиссии сего обстоятельства не знал, и, коль скоро разговор зашёл о пользе искусств для общества, выступая, ляпнул: Пастернак, мол, как поэт, невнятен и неряха, сам без претензий на основательность и ум, без синтеза и откровений, так себе, поэт второго ряда, ну а прозаик - никакой… Ну, сказал и сказал, что думал, по-армейски, не слишком углубляясь. С Дельфиной же едва ни случилось три удара к ряду – одной только истерикой и спаслась. Как взовьётся коброй: да Пастернак, мол, Нобелевский лауреат! У нас, шипит, ноблауреатов-писателей всего-то пятеро, меньше, чем было генсеков! И вообще товарищ Бодряшкин в большой литературе ничего не смыслит, кто только его «такого» – это язвительный намёк на мою квадратную голову! - в Комиссию членом рекомендовал?.. И ещё у пары комиссионеров Пастернак оказался почти что гений или, как минимум, талант. Но тут уже окрысился и я. Бодряшкина не доводи! Терпеть ненавижу, когда на меня шипят и оскорбляют одновременно! Это я ещё ущерб моральный опускаю!

 В ответ я экспромтом произнёс выстраданную речь на острую тему: будем, мастера культуры, только гонорары получать или возьмёмся, наконец, о государстве печься?! В торопливо написанном "Докторе Живаго", говорю построже в сторону пришипившейся Дельфины, нет исторической и художественной правды, нет хрестоматийного романного сюжета, нет прописанных запоминающихся образов, нет единого стиля и отточенных приёмов… - ничегошеньки, что должно составлять хороший роман. Пастернак-автор, как в нём литературоведу дотошно ни копошись, не обнаруживает и зачатков романного мышления. Он не потрудился даже освоить азы техники написания объёмных литературных произведений. После выхода "Доктора" у тогдашних литературоведов и критиков даже появился издевательский термин - "роман, написанный поэтом". «Доктор» - самое дрянное произведение о русской гражданской войне. Хотя бы потрудился автор, сидя на тёплой подмосковной дачке, сначала сам о Сибири хоть что-нибудь прочесть: о географии, о жизни свободных крестьян, казаков, ссыльных, лесников и охотников – а в Сибири никогда не было крепостных, о климате и о погоде… Сегодня, когда в России нет политической цензуры, нет «железного занавеса», "Доктора" не взял бы ни один толстый журнал - именно из-за нижайшего художественного уровня самого текста. Нобелевская премия за этот "выдающийся" роман присуждена Пастернаку исключительно по политическим мотивам: враги СССР рассчитывали получить ещё одного диссидента, да только автор струсил - так и "не отвалил" за кордон. Торопливая поэзия Пастернака грешит недодуманными мыслями и непрописанными образами, она буквально испещрена неотделанными строками. Едва ли не по каждой строфе Пастернака хочется вопрошать: а что хотел сказать автор? Так поэты первого эшелона не пишут. У них обнаруживается и великий ум, и умение обобщать и предвидеть. С какой целью вы пишете, спрашивали Пастернака? «Мы производим впечатление», отвечал поэт. Хорошенькая цель – для хорошенькой девушки, сидящей на коленках у поэта. А начальству это нужно? И почему же, по вашему, «Доктор» не удался, спросила меня побелевшая и упавшая духом франко Дельфина. Я ответил ей по-военному коротко и ясно: Пастернак сложился как поэт в московской футуристической группировке "Центрифуга" времён Первой мировой войны. Красноречивое название! В ту пору «футурист» и «хулиган» были в России синонимами. Пастернака, как футуриста, всегда тянуло на кич, на выверты, на эпатаж публики. Футуристы - школьнику известно - считали художественное творчество самоценным, свободным от каких бы то ни было поэтических норм и традиций. Для московских футуристов был особливо характерен перенос центра внимания со слова как такового на интонационно-ритмические и синтаксические структуры. Не зря Пастернака – в издёвку - называли «спецом по комнатному воздухоплаванию на фоккере синтаксиса». Такому спецу – да! - в самый раз писать о сибирских партизанах! Творчество ради самого творчества, а не ради читателя и родного государства. Нам, членам серьёзной Комиссии, поставленным от государства за сочинителями бдить, самоценное творчество без всякой пользы! Пусть такими творениями самовлюблённый автор юных дев на своих коленках развлекает. Футуристское отношение к творчеству Пастернак перенёс и на свой так называемый роман. Отсюда убогость творческого инструментария и смысловые ляпы. Считаю: Пастернак не имел морального права даже затрагивать столь трагичную для России тему гражданской войны. Что он, дачник-футурист, мог понять в мотивах действий красного начальства и его народа?..

К чести Комиссии, большинство членов взяли сторону мою, а не Дельфины. Тогда же, к всеобщему изумлению и даже смешкам, выяснилось: ни один из комиссионеров, кроме Дельфины и меня, не смог прочитать «Доктора» с начала до конца. Я-то "Доктора" через силу прочитал всего ещё курсантом, и всё никак не мог понять: что в романе такого выдающегося? Думал про себя: наверное, я чего-то не догоняю квадратной головой, что легко гонят дяди в телевизоре, остервенело хвалящие роман. Позже мне стало ясно: в советские времена я не понимал главенства диссидентского крикливого мотива в оценке «Доктора». Настаиваю: ни один - даже самый благожелательный - редактор никак не смог бы помочь роману - только мусорная корзина!

Мне только разойтись! Вижу, уважаемые члены кивают и моей магии охотно поддаются. Тогда-то и выдал им на обсуждение свою давнишнюю задумку…

Родному начальству, заявляю, для руководства своим народом в бесконечные годины испытаний, нужно особливое искусство. Одного пиара через СМИ никак уже не достаёт. Антинародные круги в начальстве в своё время одухотворили и теперь содержат убогий постмодернизм, а у пронародного начальства, коему мы верно служим, должен быть собственный способ отражения действительности в искусстве. Для современного одухотворённого идеями начальства направления в искусстве предлагаю новый термин: бодризм! Всё освящённое начальством искусство должно стать бодрящим. Бодризм характеризуется: официальностью, правильной направленностью, классовостью, полезностью, синтезом, возвышенностью, силой и величавостью. Полезностью не только для начальства, как это имеет место в постмодернизме, но в равной степени и для народа. Классовость в бодризме неизбежна: внеклассовое искусство возможно только в социалистическом внеклассовом обществе, об этом ещё товарищ Ленин архиправильно писал в 1905 году. Величавость же в русском бодризме – это скромная замена прежних ошибочных имперских самоедских установок. Взволнение чувств всегда смущает разум, а выведенным из состояния благости нам потом только и остаётся обзывать себя «дураками». В бодризме же люди всё принимают в хорошую сторону, не терзаются по пустякам и уж тем паче не впадают в отчаяние. Бодризм все перепуги наши развеивает в дым! Здесь обопрусь на авторитеты от мировой литературы. У Рабле Гаргантюа сына своего, Пантагрюэля, – между прочим, магистра, ботаника и учёнейшего мужа! - бодрил в отеческих письмах: «То, что я сейчас тебе пишу, имеет целью не столько даже заставить тебя идти стезёй добродетели, сколько внушить тебе радость от мысли, что ты жил и живёшь как надо, - ободрить тебя и влить в тебя мужество на будущее время». Да, только бодрящее искусство помогает строить счастливую жизнь. Вне бодризма начальству уже не поднять опустившийся в личный материальный мир народ даже на недогоняющую мобилизационную работу для блага государства. Вне бодризма уже само государство  гражданам становится по барабану! Заказчик бодризма - властное начальство. Развитие и пропаганда бодризма – сиё должно стать частью государственной работы вообще и нашей Комиссии – в частности. Бодризм, товарищи, слагается не на пустом месте. Он извлекает всё здоровое и вдохновляющее, что накоплено мировой культурой, включая культуру пролетарскую, советскую, нацистскую, церковную, а хоть и Голливуд. Долой из искусства постмодерн и виртуал! Долой уныние и пессимизм, и всякую там непонятность! А уж если в произведении изображена смерть - пусть будет красна! И сама погибель может бодрить! В столичных верхах, не секрет, уже сообразили: долго в креслах им не просидеть, если не сменят парадигму в искусстве и в пиаре. Пора народ бодрить на новый модерн, а не просто развлекать с экрана лежачего на диване гражданина – дабы тот, вдруг, не встал и не полез по глупости на баррикады. Ибо недолго осталось тлеть в людях остаткам оптимизма, глядя по непроймёнским сторонам! Возвышенные образы мать-природы и героических её детей-людей – вот основные темы для бодризма. Бодрить куском - в России бесполезно: взбодрятся только спекулянты. Нужно добиться, дабы наши люди идентифицировали себя с возвышенными поэтическими образами, а не с потребителями и пользователями, бездельниками и пессимистами, пьяницами и мошенниками. О пользе возвышенного беспокоились ещё классические философы - Лонгин, Кант, Гегель, Шиллер… Возвышенное подразумевает внезапность, динамичный старт и драматическое быстрое движенье, жданные приключения, высь, глубину и бесконечность горизонтальной перспективы, мужское начало, душевное волнение, радость, восторг и ужас. Это я ещё «дерзкий беспорядок» опускаю! Создаваемые искусством сцены возвышенного заставляют зрителя и читателя переживать озарения небывалой силы. Соприкосновение с возвышенным – это момент осознания человеком максимальной своей силы. Тысячелетиями цари, вожди, полководцы, церковные иерархи наделяли возвышенное функциональным содержанием, полезным для государства, для народа и немножечко – пусть их - для себя. Они и сами обычно представлялись возвышенными фигурами в толпе. Но то – простое - время почти что миновало. Сегодня выборное начальство не может столь показушно возвышаться над своим народом. В России главное место в бодризме должны занимать величественные образы могучей природы – как поётся: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек» - и образы символических героев, к примеру, спортсменов – они близки к привычным образам великих русских и советских полководцев. В сих образах простой наш человек должен обнаружить столь высокое мерило, такую мобилизацию себя, что больше не захочет слишком печься о своей физической приземлённой жизни. Российская история в ХХ веке – образец драматической реализации возвышенного. Бодризм от пронародного начальства – это смертельный удар по безнравственности, стяжательству и жулью. Ещё Шиллер заметил: упадок народа следует за упадком его эстетической культуры, а утонченность приводит к расслабленности и утрате свободы. Возвышенное, напротив, мобилизует, не даёт расслабляться и готовит людей воодушевлённо и бесстрашно встретить любой задуманный начальством «дерзкий беспорядок». Бодризм, выводя действие из сирой дробной обыденности в символическое единое пространство, объединит народ указанной начальством магистральной целью, укрепит власть и поможет России сначала остановить откат, а затем рвануть! Сошьём знамена бодризма и вручим в цепкие руки властного начальства! Я уже разместил в интернете Манифест бодристов и взялся писать авангардный мемуар в стиле непроймёнского бодризма…

Комиссия на очередную мою генинициативу крепко призадумалась - так крепко, что, помычав, похмыкав и, тяня паузу, отпив в десять глоток клюквенного морса из пакетов, выстроенных редутом на столе, солидарно промолчала. Верно, не могла слёту догадаться: откуда дунул ветер перемен? Вам же, замполитный читатель мой, без интриг отвечу: инициатива сугубо моя, но, знаю верно, давно начальством втуне ожидаемая. Ну не разрешат уже империалисты российскому начальству взгромождаться на трибуны и патриотично вопрошать своих: «С кем вы, мастера культуры?» Однако потребность в бодризме вопиёт из факта всеобщей апатии народа. Без красного знамени бодризма как будем защищать остатки и строить почти заново страну? Армия, в лице моего Патрона и его сослуживцев, бодризм всецело одобряет: командирам воодушевлять солдат и офицеров сегодня просто нечем.  

Захожу на Комиссию, как самый занятый, последним… Едва мужчины расцеловали и слегка обжали прекрасных дам и все расселись вокруг длинного комиссионного стола, как Дельфина, единственная не быв обжатой, презрев повестку дня, опять, как на прошлом заседанье, взмывает индийской коброй над стоячим перед ней пакетом клюквенного морса и наносит мне политический удар: заявляет, что мой мемуар, хотя и относится к бодризму, но, по мнению Чепушило и прочих интернет-жильцов, является беспомощной и вредной сатирой на российское начальство и его народ. А, мол, смешное, по Аристотелю, есть главное отражение несовершенного, и поэтому сатира неприменима к политикам, сиречь к высшему начальству. Аристотель ещё 25 веков тому назад осудил комедию за присущую этому жанру идею социального обличения главных персон государства. Позже и Плутарх, радея о процветании Рима, критиковал античных сатириков, того же Аристофана, за нанесённый ими обществу вред. И в церковной традиции к сатире, к смеху относятся очень плохо. Сатира понижает, роняет любое явление: его даже, иной раз, не узнают. Жанровое пристрастие сатиры бить лежачего – обидно для людей и неконструктивно для общества. Ну, допустим, интеллигента Васисуалия Лоханкина не брали на работу, и он вынужден был жить за счёт жены. Так что: всю русскую интеллигенцию сводить к Лоханкину, дразнить её и поносить? А разве не обидно гражданам огромной страны узнать про чаемый веками рай, построенный-таки на земле, но в только отдельно взятых Нью-Васюках? Смех – битьё!  Русскому народу потребны серьёзные, строгие, даже, в иных случая, суровые начальники, а если сатира окружит начальство всяким юморочком, смешочком, хмыканьем, усмешкой, юродками, скалозубством, дразнильством, издёвкой да хиханьками-хаханьками, то оно  будет выглядеть в глазах народа каким-то паясничающим скоморохом. А осмеянное начальство кто станет слушать и вестись?

Полюбуйтесь на образчики реакции, далее шипит Дельфина: едва товарищ Бодряшкин разместил на сайте свой опус про бодризм, как один из ликёро-водочных заводов олигарха Сироцкого уже подсуетился и выпустил новую водку - «Бодрящую»… Не смешно, господа! Русские люди никогда особенно-то не смеялись: мрачные неприветливые лица русских всегда отмечались еврогостями. В бытовых обстоятельствах смех на Руси считался неприличным, дурным: "Смех без причины - признак дурачины". А каковы на сайтах комментарии к алкогольному бодризму?!.. Цитирую: «Для сторонников бодризма алкоголь не самоцель, а средство просветления и бодрости. Пусть бодризм даже имморален, но, в конце-концов, не зло и не добро задают вектор развития человечества»; «Что, настроение прокисло и упало? Хлебни «Бодрящей» – и восстань!»; «Все мы, нынешние бодристы, вышли из шинели советского общества»; «Бодризм стремительно становится модным учением для толп интернетных дервишей. Помяните, пацаны, моё слово: опусы товарища Бодряшкина скоро растащат на цитаты»; «Бодризм Сибирь берёт!»; «Новейшему эсминцу присвоено имя «Бодрый»»; «Велеречивый уж слишком бодризм выходит: где реалист одним матерным словом обойдётся, бодрист целую проповедь закатывает»; «Основоположник бодризма сам признаётся: у него квадратная голова! Может быть, этак форма на содержание повлияла?»; «Куда заявление подавать? Записываюсь в последователи «бода». От «сюра» я впадаю во мрачную меланхолию. У предтечи сюрреализма, Гийома Апполинера, ну что это за стихи такие – без знаков препинания? Вот у товарища Бодряшкина каждая буковка «ё» с двумя точками прописана! Не-е-ет, теперь мне подай «бод»!»; ««Начальству нужна только совесть - остальное или уже есть, или неизбежно, по должности, приложится». Мне нравится эта  мысль товарища Бодряшкина – как-то утешает…»; «Подозреваю, товарищ Бодряшкин через бодризм тупо лезет в вожди. А что? Все типичные данные наличествуют: подполковник запаса, квадратная голова…»; «Свежая инфа! Начальство уже заинтересовалось, и втихую заказало разработку нескольких социальных игр в бодризм. Первый проект называется «Достань брюзгу». Там игроку-Брюзге от игрока-Бодриста крепко достаётся!»; «Милый Бодряшкин! Вы мне приснились! Обожаю, когда меня бодрит импозантный мужчина! Ваша…»

Дельфина всё цитирует с бумажки, – не поленилась же собрать и распечатать! - а я думаю: ну, что это, как не политический донос? Хотя иные члены комиссии и ударились в смешки, но как мне аукнется потом? Хорошо, люди в комиссии культурные, и редко выпивают до обеда: не стали просить у старой девы контрольный образец «Бодрящей» - для пробы на просветление…

Отвлечёмся… Агитация и пропаганда как были, как и остаются важнейшими способами идеологического воздействия. Это вам не реклама. Но сегодня мани народ горами чужого золота и голых сисек, пой ему об абсолютной свободе в подворотнях средь рушащихся домов, пои его задёшево противобаррикадной водкой и коли наркотой, тычь в его Ванькину харю шахтёрским своим алмазным кайлом из виртуального забоя, рассказывай на ночь ему новорусские сказки, ляпни ему даже с бодуна о гарантии положить свою руку на рельсы – всё бестолково: как проснётся трезвым, всё перед его взором в миг встаёт на свои места.

Почему же нет политического заказа на новую государственную идеологию России? Без всяких интриг отвечу: не знаю! Отсутствие у общества идеологии, объединяющей его членов в единое целое, мне представляется самой большой недоработкой власти. Не считать же нынешнее состояние ограбления и унижения народа частью осмысленной государственной идеологии! Возможно, период первоначального накопления капитала новой элитой ещё не закончился: власть имущие увлечены чисто семейными делами, роют в земле, сосут из недр, пилят бюджеты, строят усадьбы, кусают пирог, то-сё, им пока ещё не до строительства государства. Это, партизанский читатель мой, уверен, временное заблуждение властей. Кто из нас, очутившись в тёплой компании, крепко ни заблуждался и потом в потёмках ни блуждал? Вот-вот власть опомнится – и тогда заживём!

В таких запущенных и, казалось бы, безнадёжных обстоятельствах, я предлагаю проект развития государственной идеологией в России на методологической основе новейшего стиля в искусстве - бодризма.  Не так важно, чем бодрить, главное – как это делать. В человеческой экзистенции заложено - искать смыслы. Существование не есть система или факт. Люди, со своим «я», не являются частью природы, посему она не имеет на нас никаких прав. Надо отталкивать от себя даже бога, иначе я – не я, иначе нет подлинной свободы. Свобода же неизбежно превращается в бунт. Абсурд – ничто, если нет заранее заложенного смысла. Молодёжь сказала старшим поколениям: вы устроили две мировые войны, значит, вы не умеете жить, не станем вас больше слушать. Все известные идеологии устарели, и, естественно, культура, обслуживающая их, тоже устарела. Но возникший на развалинах идеологий постмодернизм означает хаос в умах, а значит, неизбежных крах в делах. Впервые само существование человека поставлено под угрозу. Бодризм спасёт! Он может стать трамплином к победам будущего. Да, как Хайдеггер, я опять сел за анализ «Смерти Ивана Ильича», как новые философы, я корпел над «Записками из подполья», пьесами Сартра и Камю, над Ницше, Бердяевым и Шестовым, фильмами Антониони и Вайды. Бодризм не вдруг вырос в частной квадратной голове, а созрел в коллективном разуме гениальных искателей смыслов, а я только обобщил и сформулировал, да и то ещё не до глубокого конца.

Бодризм основан на взвешивании своего «я» и общего. Он аполитичен, безнационален, аконфессионален. Перевешивание «я» означает эксплуататорский строй, перевешивание общего – коммунистический. Человечеству навязан эксплуататорский строй потребления. Потребительская гонка вызывает неразумный расход невозобновляемых ресурсов, значит, кто гонит рекламой потребление, тот враг будущего. Реклама обслуживает врагов будущего. У человека всего два глаза, и его не сделает счастливым ещё один телевизор в доме, а кого сделает, того нужно перевоспитывать или уже принудительно лечить. Будущие поколения проклянут нас, сегодняшних потребителей, как молодёжь прокляла поколения мировых войн. Если начнётся новый ледниковый период, если на землю свалится огромная комета или стукнет большой метеорит, где взять человечеству ресурсы для противостояния? Энергия покидает Землю: в ясную ночь невооружённым взглядом видно, как в ледяной космос улетает нагретая атмосфера.

Как только я разместил в интернете свой фундаментальный трактат о бодризме, «Манифест бодристов» и первые главки своего мемуара, тут же самоотыскался ярый комментатор. Это заводило бессмысленных дискуссий, известный сетевой провокатор с ником Чепушило. Я употребил средний род, ибо не знаю пола Чепушилы: сиё заводило пишет тексты то от имени всего женского рода, то от мужского - путаясь в полах и не извиняясь. Ещё, как я выяснил, от неизбежного возмездия Чепушило скрывается под многими никами: Мурзилка, Барон фон-Штемпель, Мурзляк заклемонский, Тень олигарха Сироцкого… Мне даже не понятно: когда сей невероятно деятельный комментатор всему на свете успевает заработать себе на хлеб и воду? Он всегда на сайтах: как в какой форум ни зайдёшь – сидит! А на аватарках заводилы изображены почему-то одни исключительно карикатуры: на Мону Лизу в неглиже, на пантеру Багиру, сидящую на кривом тропическом пеньке, на ораторствующего в сортире Геббельса, на жующего сапог сержанта Зиганшина, на Васисуалия Лоханкина, лежащего на продавленном диване. Это я ещё квадрат Малевича опускаю!

Сиё-то Чепушило громко, на всех евроязыках, объявило мои труды беспомощной сатирой, а меня - «беззубым памфлетистом», «холуем с придыханьем» и тем задало своре безумных своих последователей направление. Те как вихрь и налетели, заклубились и принялись меня, ещё не взобравшегося, ниспровергать, а заодно, с яростью грызться меж собой. Особливо досталось, конечно же, моему мемуару: «Нет: это не сатира!»; «Если посадят – значит, сатира!»; «Холуев не сажают!»; «Сажают при резкой смене идеологии у власти»; «И если «кто-то» автора прибьёт в подъезде – значит, сатира»; «В России от сатиры толку нет!»; «У квадратноголового если и сатира, то скорее на народ, чем на власть»; «Бодризм в руках начальства - это орудие эксплуатации народного энтузиазма».

Бодризм эксплуатирует людской энтузиазм? Да! Но в пользу не частных лиц или компаний, а государств, родин своих, где детям жить. Идеальная внутренняя государственная политика – это управление общественной энергией и личным энтузиазмом. Вот сидят двадцать тысяч простых русских мужиков на стадионе и орут, психуют, бьются между собой, «болея» за негров-футболистов – долларовых, между прочим, миллионеров. Это же сюрреализм какой-то! На что уходит здоровый энтузиазм людей - самое ценное что есть! В России тысячу лет покати шаром, на Земле мировой океан не освоен, во Вселенной – космос… Есть где приложиться народному энтузиазму, но его, как сливки, опять снимают ушлые ребята.

Едва сдержу своё возмущение теми, кто, как после четвёртой кружки пива, или по врождённой лёгкости ума, мой вполне околонаучный мемуар сочтёт за сатиру на родное начальство и его народ. Вы, Дельфины-Чепушилы, вы, безымянные насельники интернета, доносчики новой волны, иуды, вы мне политику не шейте! Я не полит, но в государственные рамки заключённый! Возражу и по существу: если сатира пишется для высмеивания несуразностей дня сегодняшнего, то да, это зачастую бестолково, проверено историей жанра; но если она сочиняется во избежание повторения несуразностей в дне завтрашнем, то бодрящей пользы от неё можно ожидать. Я творю именно ради просветления дня завтрашнего, дабы загруженный сегодня поезд глупостей в будущее не дошёл и не омрачил. Главное: у моего бодризма непревзойдённые коммуникационные опции – это готовая разработка для необходимой сегодня патриотической идеологизации масс. Чем ответим на новые происки? Бодризмом! Какой-то маячащий свет вдали народу до смерти нужен…

-  …И не надо сворачивать на бодризм, - наседает из последних кафедральных сил Дельфина, прихлёбывая уже третий стаканчик казённого морса. – Я настаиваю на принципиальной вредоносности сатиры. Для нашей Комиссии важно, что именно несёт современная сатира гражданину и обществу в целом. Сатира, как известно, позиционирует личность вне связи себя с высмеиваемыми недостатками общества: педагогический эффект от сатирических приёмов в искусстве безусловно отрицателен, сиречь вреден! Сатира - искусство вне истины. Истина органически дисгармонирует с сатирическими приёмами, а значит, сатира не ведёт к познанию искомой человеком истины. Любовь к возвышенному в человеке – это главное условие педагогики - не может облачаться в сатирические формы…

Отухни, подруга! И столь поверхностное суждение публично высказывает профессор Непроймёнского госуниверситета! Тогда я вам готовый академик РАН! Государство наняло профессора учить молодых людей гражданственности, а не  лизоблюдству. Единственное есть у Дельфины оправдание: старая дева – она, по определению, беззащитная трусиха. Всё боится, как бы её за лишнее бодрое словечко ни попёрли вон с кафедры, и из нашей Комиссии - заодно. Не о своей, педагогинюшка,  щупло-французской заднице на Комиссии печься надо, а о благополучии платящего тебе государства. К слову, книги и статьи самой Дельфины читать мужчине, тем паче офицеру, без успокоительного пятого бокала пива, ну просто невозможно. Вот взять её недавние печатные размышления об эстетических проблемах в молочном скотоводстве. Ну, решила старая дева подхалтурить на очередной вояж в Париж, к своей подруге, – это ладно: Парижы молодят, я – бодрю! Только статья Дельфины о животноводстве оказалась какой-то сборной солянкой всевозможных девчоночьих игр, девичьих заговоров, женских уловок, дамских хитростей, старушечьих сетований и причитаний, и только логика в работе единая – бабская. Будто колхозная доярка без профессора Дельфины не знает: не очисть она у своей бурёнки Глаши хвост от колтунов репья и не перевяжи его алым капроновым бантом, не расчеши она родной бурёнке щеточкой ресниц, сколько хочешь - не надоишь. Ладно коровы: от них хоть польза есть - лично я с самой юности за праздник сгущёнку ложкой уплетаю. Но, эстетичный читатель мой, в последнем халтурном гранте, зачем Дельфине сдалось исследовать и вбрасывать в интернет свою рецензию на эстетику надписей в общественных уборных? Чем, собственно, большинство сегодняшних форумов в инете отличается от вчерашних надписей на стенах в туалетах? Зачем было ей страдать от вони, старательно переписывая в блокнот и фотографируя перлы в мужских сортирах на авто- и жэдэвокзалах в районных российских городках, когда всё уже есть в изобилии на форумах студентов, интеллигентов, именитых либералов – и без внешней вони? [Во втором издании мемуара я, как защитник вдовиц и девиц, уже остыв от оскорблений, сей неприглядный эпизод с халтурой профессора в юбке обещаю выпустить.]   

Но вернёмся к родным осинам… Сатирический пафос, остроумный читатель мой, самый трудный для сотворения автором. «Сатирический пафос» – это почти оксюморон. В сатире, по определению Шиллера, действительность как некое несовершенство противопоставляется идеалу как высшей реальности. Сатирику легче лёгкого переборщить и обидеть современный ему мир, оказаться «непонятым» и даже прослыть очернителем. Одухотворить своё произведение сатирическим пафосом способен только истинный, глубинный, бескорыстный и бесстрашный автор-патриот, к тому же исключительно мужчина. Он никакусенькой полезности или приятности для себя не извлечёт, а вот шишек понабьёт в превеликом изобилии. Патриотическую сатиру писать – это сродни воинской службе Родине на убойной передовой. Я смелый: служить не боюсь! Сатирика не доводи! Только не путайте служивого сатирика с кривляками от эстрады – те, служа неведомо кому, зарабатывают деньги на пошлой балде и тем наносят государству вред, а патриотический сатирик государству верно служит! Не путайте сатирика и с публичными ёрниками всех мастей и мимикрий – эти исходят желчью по причине своего благоприобретённого дурного характера или от природы болезненного состояния. Здесь есть Рубикон: от службы Родине до пошлой балды один шаг, но принципиальный. Сто раз кровавыми слезами обольётся автор в душе своей, прежде чем напишет одну страничку своей «Истории одного города», или сто один раз обхохочется до колик над каждой страничкой своих «Путешествий Гулливера». Почти вся мировая сатира подаётся как «похождения» храброго мужчины: Дон-Кихота, Гулливера, Симплициссимуса, Гекльберри Финна, мистера Пиквика, солдата Чонкина… Это я ещё бравого солдата Швейка опускаю! И если кому-то уж так захочется счесть мой мемуар за сатиру, то теперь и похождения меня, товарища Бодряшкина с квадратной головой. Тогда отмечу, как сотворец жизненной фактуры: большинство героев крупных сатирических произведений – военные, а я и вовсе премьер-майор! Почему так? Единодушный выбор авторами в литературные герои военного мужчины - решительного и жизнеспособного - закладывает в подсознание читателя будоражищий воображение вопрос: если даже обученному пугать, обмишуривать, пленять, ранить, уродовать и убивать врагов бродячему вояке, почти что волку, живётся так несладко на большой дороге, каково бы, случись что, на его месте пришлось мне, простому обывателю с дивана? А сей в тютельку поставленный между строк вопрос подводит читателя к неизбежному ответу: такую жизнь след менять! Вот, прямо сейчас быстренько обдумать всё, привстать с дивана – и менять. И если вы, сообразительный читатель мой, теперь хотя бы какой затёкший орган свой немножко шевельнёте, значит, я правильно Родине служу! А коль, вдруг, моя книга мемуаров станет частичкой вашей биографии, значит, я смог наделить ваш мир своими – правильными! - смыслами. Вот истинное счастье патриотичного автора, а не похвала от начальства и не презренный гонорар.  

В этом ключе я и ответствовал Дельфине по всей строгости застолья с морсом. В конце концов члены Комиссии заинтересовались моим мемуаром, попросили ссылки, и я уж опять было вскочил, дабы развить, но председатель не позволил мне далее угнать от повестки дня самые выдающиеся в этике и эстетике непроймёнские умы…

Принялись за злополучный проект новой классификации граждан и апатридов на предмет их благонадёжности к государству. В практическом ключе, мятежный читатель мой, сиё должно стать структурной основой для составления государственных списков по благонадёжности (или неблагонадёжности, что, как ни странно, здесь одно и то же).

Когда, на днях, сию сотворённую в безымянных структурах ГлавМаразма бумажку прислали на отзыв в ЖИВОТРЁП, Патрон, само собой, отходную поручил накатать мне, как учёному стягоносцу института, кандидатуре душеведческих наук и вообще. Помню, едва пробежав бумажку третьим глазом, я кинулся к окну, вперился в заоблачную даль и вопросил в мыслях: товарищи, какой на дворе век?! Классификация представляла собой грубое деление населения на три категории: благонадёжных, неблагонадёжных и врагов режима. Как можно такое варварство допустить сегодня, когда и неблагонадёжного-то народу остро не хватает?! Если принять классификацию горе-академиков, получится: неблагонадёжных и врагов у нас всегда гораздо больше. Теперь представьте: человек узнаёт, что он записан в неблагонадёжное большинство - так он, начальство моргнуть глазом не успеет, с одного расстройства станет законченным врагом! А если, по обыкновению, своровав в интернете базу данных, о своей неблагонадёжности узнает миллион граждан?.. А двадцать миллионов?.. Пятьдесят?..

Разгорячённый таким непрофессионализмом, я в пух и прах разнёс представленную классификацию и предложил свою на утверждение Патроном. Тот одобрил и разрешил вынос моего проекта в Комиссию – «на апробацию»…

Как обладатель квадратной головы, я люблю кругленькие цифры, а посему моя классификация граждан и апатридов по степени их благонадёжности заключает ровно десять ступеней, как в типовом советском здании лестничный пролёт: благонадёжные - усомнившиеся – сомневающиеся – заблуждающиеся – сочувствующие – примкнувшие – участвующие – подстрекающие – ведущие – направляющие. Моя классификация ещё и по сию пору окончательно не принята в верхах, но вам, благонадёжный читатель мой, в благодарность, что купили мою книгу, первому приоткрою: от «усомнившихся» до «участвующих» включительно, это не противники, а сторонники режима! Это то самое молчаливое большинство, простые люди, кои, однако, могут поддаться «подстрекающим» и стать «участвующими», не представляя при том конечных целей своего участия. «Подстрекающие» и «ведущие» – это уже противники, несогласные, но ещё не враги режима; с ними государство может управиться сравнительно легко - их можно припугнуть или недолго поперевоспитывать в гуманных лагерях, и тогда они, поворчав для виду и осознав, вернутся из суровой природы в благоденствующее городское большинство. И только «направляющие» есть коренные враги режима: они не поддаются перевоспитанию, а угрозами наказания пренебрегают, значит их нужно беспощадно изгонять либо изолировать от общества. «Направляющие» - это кукловоды: они обычно невидимы и преследуют собственные или привнесённые извне России цели, кои не доводят до «участвующих» и даже до своих ближайших подручных – «ведущих».

Зная, сколь ненавистны вам, неомрачённый читатель мой, всякие околонаучности, поясню свою классификацию на парочке доходчивых примеров.

Вот, поехал мужик в октябре с друзьями на рыбалку на убитую химзаводом - при попустительстве местного начальства! – речку, и, понятно, рыба не клюёт даже на вкуснейшего матерковского червя, даже на уху не наловили, зато дождь кислотный моросит; и, естественно, стали пить палёную – тоже при попустительстве местного начальства изготовленную! – водку, а когда совсем организму поплохело - ну наш герой и высказал друзьям-товарищам своё мнение, кто виноват в этом бардаке. Получился «усомнившийся». А как домой приехал, жена горячим флотским борщом накормила, грудью пылкой отогрела, ещё и посмотрел любимый футбол – и опять сделался «благонадёжным», каким родился от природы. Кто только ни бывал «усомнившимся» хотя бы в жизни раз! Даже, признаться стыдно, я целых пять раз – считаю за собой, записываю, на всякий случай.

А вот если в июне на «дачном автобусе» с дребезгом, пылью и вонью покандыбал за 70 вёрст от города на свой огород полоть и окучивать картошку, собирать колорадского жука и откапывать медведок, то пока весь день под солнцем, кормя слепней, гнулся и ломался, да не шибко в трудах преуспел, тут уж без всякой палёной водки стал сомневаться в правильности обустройства российской жизни. Домой приполз, упал, еле живой, ничего не надо: ни жены с борщом и грудью, ни проклятого футбола - ничего! Вышел «сомневающийся» на полную катушку…

Глобалисты-империалисты – это «направляющие», кукловоды, главные враги России, равно как и любого национального государства, желающего сохранить суверенитет. Глобальные кукловоды засылают своих «направляющих» в Россию и покупают местные продажные душонки, обучают их и сажают в нужные места - направлять развал и ограбление страны…  

В тот раз большинством голосов мою классификацию Комиссия, увы, постановила «доработать». Мотив: слишком, дескать, она сложна для понимания теми строго компетентными людьми, кои будут ею руководствоваться в практической работе.  

Не доверять умам компетентных товарищей в строгой форме - чревато!.. Ладно, станет мой Патрон генерал-губернатором Непроймёнской стороны, я кое-кому из членов Комиссии быстро внушу правильный алгоритм решений…

С расстройства, что не поддержали сходу полезную мою инициативу, не стану здесь животрепещущую тему «бодризма» развивать.

 

 

          Глава 6. Русский «Пентагон»

 

После по-армейски непритязательного обеда в столовке ЖИВОТРЁПа, презрев опасность неправильного пищеварения, захожу за новостями в интернет: «В госпитале врачи нас успокоили: больному даже назначили грязевые ванны – для лучшей адаптации к сырой земле…»; «Вася, ты либералов любишь? – Дурить люблю, а «так» - не-а»; «Тут-то архиерей-реформатор и заявил: «Хватит уже нам экономить на огарках! Пора, как в цивилизованной Европе, добиться легализации наркотиков и в лоне святой Церкви наладить выпуск лицензионного опиума для народа!»»; ««Профессор, футуристическую общественность интересует: неужели при коммунизме даже цыгане, ощущая неизбывную потребность к творческому и созидательному труду, кинутся работать?»; «Теперь заживём! Министр обороны России намекнул на возможность сохранения толики военного паритета с НАТО. Начальник намекнул – значит, сделал!»; «Объявление. Тайная правозащитная организация из Европы ищет: за кого бы ещё заступиться в этой стране? За информацию щедро заплатит»; «Передаём заклинания Министра строительства РФ: «Стройся, стройся, стройся…»; «Мэр Пустозёмска переизбран в шестой раз, с традиционной уже формулировкой: «Во избежание нарушения сложившихся коррупционных связей». Теперь понятно, кто и зачем скинулся на процедуры генной инженерии, чтобы продлить физическую жизнь мэра ещё на 30 лет»; «В России термин «делиться» означает не коррупцию, а экспроприацию, ставшую исторической традицией: только большевики делили от богатых к бедным, а либералы делят в обратную сторону»; «Вернувшись со столичных курсов повышения квалификации, председатель Тьмакукуевского избиркома своих подчинённых сильно ободрил: «Ещё поработаем! Теперь я знаю четыреста сравнительно честных способа отъёма прав у неугодных начальству кандидатов в депутаты»; «…а поощрительную премию, как всегда, дали раблезианской по размерам картине художника Алекса Умрихина «Тень неизвестного за тонированным бронестеклом» из его нашумевшего цикла «Явление начальника народу»»; «Объявление в МИДе: Требуется специалист по даче политкорректных пенделей»; «…но когда в Вашингтоне нашего президента поставили в немыслимую раскоряку, тот не растерялся и официально заявил: «Наконец-то выбрана лучшая для демократической России государственная поза»»; «К реформе образования. В Госдуму поступил проект закона о запрете слов, содержащих более трёх слогов»; «На сегодняшней презентации саморежущих скальпелей в столичном Манеже известная светская львица, девица Клунева, вновь заявила о недостатках в хирургической пластике публичных лиц России. «Почему в этой стране в телевизоре лица разные, а говорят одно и то же? Почему в этой стране олигарх Сироцкий - кудрявый блондин, а на Западе он же – плешивый брюнет? Почему в этой стране принцип «одна голова хорошо, а две – лучше» не претворяется начальством в жизнь буквально?»»

На последний риторический вопрос девицы Клуневой я уж было собрался авторитетно, как сам-голова, ответить, да тут сразу вслед за крепким стуком дверь в кабинет распахнулась и незаписанный на приём посетитель как заорёт в проём:  

-  Док! Спаси и воскреси! Помири с рабочим классом!

Я не доктор, но диагноз ставлю без труда! И ворвавшийся средним танком новый посетитель, конечно, польстил моему само­любию, обратившись ко мне, будто к доктору от медицины. Впрочем, опять скромничаю: почему «будто»? Я и есть штатный врачеватель, только не бренного тела, но челове­ческих душ! Я искоренитель бациллы недоверия к начальству, поразившей народ русский в самый безотрадный период новейшей истории. Я, наконец, когда дежурю по ЖИВОТРЁПу, весьма часто, как сегодня, облачаюсь в строгий накрахмаленный светло-зелёный хирургический халат с армейскими, к тому же, пуговицами и с бронзовым жетоном на груди, наперёд зная, сколь определяюще влияет форма организации тру­да на его конечные результаты. А невежливому товарищу говорю построже:

-  Могу и с рабочим классом помирить. Он и сам по себе у нас достаточно смирный. Однако призываю вас к порядку. Вы откуда, собственно, будете?

-  Из Пентагона!

Отухни, друг! Стоит, вроде, в английском костюме из австралийской шерсти, в итальянских туфлях африканской кожи, во французской рубашке из тонковолокнистого алжирского хлопка, при галстуке модно-клетчатом, заправленном под ремень в штаны, и физиономия красная, под глазами родимые мешки, и говорит без акцента… - в общем, ни дать, ни взять, типичный перекройкин директорал. Ан, оказался из Пентагона! Тогда знай, враг, русских: наливаю ему полный стакан и на блюдечке с червонной каёмкой подаю свежие пирожки с ливером, только из духовки институтского буфета – захватил с обеда.

-  Обороной, значит, руководствуете… - говорю женералу из вражье-братской страны, с нарочитой иронией говорю и калмыцким прищуром - это с целью немножечко разозлить и вызвать на дальнейшую откровенность.

-  Оборонкой, да, - выдыхает пентагоновец, и в один пригуб весь стакан в себя хлоп - не морщась, и только принюхал пирожок… - Вчера, вот, разведка доложила: в ответ на повышение розничных цен, пролетарии всех цехов грозят объединиться, на Пентагон двинуть и всё начальство взашей выгнать из ворот!

-  Ага! - вырывается у меня непроизвольно, - и у вас после первой не закусывают?!. То есть, я хотел сказать: и у вас социалистическая революция зреет?! Товарищ Ленин когда ещё предупреждал!..

-  Не знаю что, но зреет. Раньше благодать директоралам была: партия с комсомолом умами-устами пролетариев владели безраздельно, вели трудовой коллектив на веревочке в светло-далёкое будущее, по ходу жильё всем давали, путёвки, лечение – бесплатно почти всё… А  как партийно-комсомольского буфера не стало, начальник один на один с работягой остался… 

-  Постой-постой! Какой такой комсомол в Америке? Для него, ведь, там социального заказа нет! Да верно ль вы из Пентагона?

Надо прояснить! Наливаю обоим по сотке – проясняем…

-  Я не из ихнего, я из нашего Пентагона - так в трудовых коллективах оборонных заводов называют административные здания, где начальство сидит.

Я, признаться, чертыхнулся, не выдержал, даже пирожок отставил – не пошло! Опять, что ли, новояз подвёл?! Бежит новояз, что тебе гончий пес, русскую тройку лаем своим загоняет - ну ни как за тем, кто есть «ху», не уследишь!

-  До пенсии дожить бы! – завывает Пентагон. - Всяк грозит повязать и упрятать, если не дашь, чего вымогает. А вымогают всё и вся! Всеядность чудовищная! Борзые щенки отдыхают! Вчера ещё орали: коммунисты в разрухе виноваты! Сегодня вопят: правые нас довели! Если, док, заводы поднимутся, разбирать не станут: правый ты, виноватый…

-  Бунтом пахнет – осмысленным и беспощадным. Все русские бунты порождались одним: утратой доверия к начальству…

-  И я о том! Привейте пролетариям что и как следует, пока не поздно!

- Это профессиональная моя обязанность! - с подчеркнутой веж­ливостью, сухо  ответствую, дабы несколько остудить раж Пентагона. Второй стакан наливать не стал – и так всё ясно. - Но дело архисерьёзное… Придётся действовать на местах. С заводами пора особо разобраться!

Переодеваюсь в военную форму, вешаю медаль:

-  Едем!

Да, быть директоралом очень интересно: кабинет, ЧП на ЧП, борьба за прибыль, народные бунты,  злоупотребление служебным положеньем, суд…

Отвлечёмся… Перекройкин потряс вызвал к жизни острую нужду в не кухонной, а уже в  околонаучной разборке отношений между начальством и его народом. Читали, может быть, чем в 1917 году обернулась для общества порча сих отношений… А если читали, то, надеюсь, готовы вслед за мною задуматься над вопросом: каким образом в нынешний решающий 28-ой этап перекройки покрепче сце­ментировать наше призрачное общество любовью народа к своему начальству и, я надеюсь, от­ветным чувством глубокого удовлетворения? Ну, серьёзно, ка­ким образом?

Я не грузин, но зайду издалека.

Раньше, то есть в бедно-счастливые застольные годы, Имя­рек, бывало, взгромоздится на трибуну, хрястнет по ней кулачищем и взревёт паровозом: «Я начальник!!!». Или, напротив, возникнет ти­хонько откуда-то сбоку и, кому след, шепнёт доверительно на ушко: «Я начальник». Всего одна фраза, но местному народу об этом Имяреке становилось ясно решительно всё: и происхождение его, и пол, и возраст, и национальность, и склон­ности-отклонения разные, и ценность его для государства и полезность для народа, и степень правдивости и правоты, и роль его в исторических судьбах местного народа, и сколько пользует автомобилей, дач и особ противоположного пола, и в каких рубежах предпочитает от­пуск проводить… То есть, раньше сакраментально-магическая форму­ла «Я начальник» описывала Имярека, в глазах народа, целиком и по­лностью. И это законно, ибо начальственный фенотипический признак в естестве че­ловека куда сильнее и доминантнее национального, возрастного, полового, этического и всякого иного, и даже вместе их взятых! Всё так, но! Я, как дотошный интерпретатор и кандидатура наук, задался вопросом: а столь уж однолика  начальствующая масса? Известно: я не первый, кто поднял этот вопрос в отечественном начальствоведении. Но я первый, кто животрепировал его до зоологических основ! Отмечу, как примечатель наджизненной фактуры: на Ноевом ковчеге начальников, как биологического вида тварей, ещё не было, значит, смело предполагаю, их животина внеземного происхождения, но сегодня уже с благо приобретёнными земными чертами. Используя проверенную веками линнеевскую методологию и богатую начальниками историю родного Отечества, я экспериментально приговорил: семейство Начальников (по латыни – Familia Nachalnicidae) состоит из единственного внеойкуменического рода Начальник (Genus Nachalnicus), кой, в свою очередь, состоит, по меньшей мере, из двух описанных мною видов: Начальник профиль­ный или, если желаете, Начальник в профиль (Nachalnicus profilus Bodryashkin), и Начальник анфасный, или Начальник в анфас (Nachalnicus anfasus Bodryashkin). Дабы не перегружать свой мемуар ненавистными вам, неискушённый читатель мой, учёными премудростями, а от нежнейших дам не получить уничижительную для офицера кличку «ботаник», объясню эти видо­вые различия начальников на примере их поведения в трудовом коллективе. Начальник в профиль - тот, кого подчиненный ему народ видит только проходя­щим мимо, всегда - мимо. Он, как застывший профиль на отчеканенной монете, смотрит безучастно всегда куда-то в сторону от народа. Начальник же в анфас иногда сворачивает к своему народу, подходит, жмёт руки, хлопает по плечу, бодрит - устно или деньгами, а главное старается по-братски и даже панибратски улыбаться и заглядывать в глаза иных, кто подобрее, представителей народа, не мигая при этом слишком часто.

Я не поэт, но нравится мне очень восклицать! И воскликну: сколь же велико межвидовое раз­личье у начальства! С профильным начальством пора особо разобраться! Начальник в профиль решительно нелюб своему народу и провоцирует его на бунт. Нелюб даже, если возглавляемый им трудовой, к примеру, фронт отнюдь не в прорыве. И здесь я всем существом детдомовца на стороне русского народа, традиционно почитающего чин. Ещё в советское время народ глубоко воспринял правильную норму бытия: «На­чальство надо знать в лицо!» Но у Начальника в профиль видна только одна половинка лица. А при дан­ной экспозиции народу невозможно обнаружить в лице одноглазого начальника искомое сострадательное выражение, совершенно необходимое для создания здоровой атмосферы в трудовом коллективе. Как же, спрашивается, знать, почитать, а тем паче любить одноглазого? Поэтому-то я кидаю в начальствующую массу животрепещущий лозунг: «Перекуём профиля на анфасы!» Осуществись такая перековка успешно, и то­гда, уверен, воскреснет в народе вера в почтенное семейство Начальников, а вслед за верой придёт и любовь - этот гарант, как минимум, текущего процветания российского общества и гарант, как максимум, веками ожидаемого оплодотворения его.

Я не раз думал: а стань я начальником, угодил бы в анфас или в профиль? Есть ли у кандидатуры в начальники личный выбор или оболочку претендента определяет структура действующей власти? Однажды мне даже приснился об этом сон: встретились по жизни я и мой двойник-начальник… Помню, зимой, к ночи вернулся я домой с задания - простуженный, с температурой, всего колотило, и даже когда улёгся, всё не мог согреться… Ночью встаю из постели, дрожу в холодном ознобе, еле шевелюсь; в комнате темно, слышен любой шорох, дыхание и стук зубов, в окне, через изморозь, замерли заснеженные ветви. Ощущаю: я весь серебряный такой… По стеночке в ванную комнату провожусь сквозь две закрытые двери: и не очень-то удивляюсь – больному человеку позволительно и не такое. Свет в ванной тоже как сам по себе зажёгся. Привалился к умывальнику и смотрюсь в зеркало… Да: весь серебряный такой, как неживой… Лицо совсем не нравится: впору начать краситься или чего-то предпринять – ведь я ещё не старый. Шарю на полочке машинально… - да откуда взяться краске и парфюму в квартире у военного холостяка? Я же не товарищ Энгельс, самый модный холостяк своего века. Тогда хотя бы из тюбика зубную пасту давлю на пальцы, разеваю рот пошире, как могу, и, зажмурившись, тру зубы, дёсны и даже под языком поглубже, в надежде хоть на какую-то метаморфозу в оживляже и привлеканстве. Наконец, скалю - должными стать ослепительными - зубы и открываю глаза. Ба! А в зеркале я, но уже румяный начальник: в английском костюме тёмно-синем, в белой рубашке при бордовом галстуке, как в телевизоре официальный представитель всего на свете. И никаких тебе синяков и ран! И сразу заиграла музыка, и стало теплее… Я было уже повеселел, как тут эта приятная физиономия в зеркале сщербатилась, скукожилась и перестала быть сначала приятной, а потом и узнаваемой! Приятная музыка становится тревожной. И разевает эта харя, вдруг, на меня свой рот - да не рот, а целую пасть, – и давай всасывать меня! Я упёрся руками в стенку, отжимаюсь, но, чую, мочи против этой втяги нет: сейчас чёрная дыра меня проглотит. Я как раздвоился: одновременно и вижу себя в зеркале – маленького, позорно запуганного в собственном доме – и огромную чёрную пасть моего румяного двойника. Вдруг, стало темно: значит, я уже внутри! Как здесь неприятно! Ну, допустим, промелькнула мысль, получить вторую медаль на грудь я был бы только рад: женералов к государственным наградам представляют куда чаще офицеров. Но стать, против желанья, начальником с дыркой-ртом – увольте! Я же представляю: такая оболочка может уже сама по себе натворить тьму неправедных дел, может устроить даже конфликт между содержанием власти и формой её осуществления, и мало ли чего ещё. Запас дури у начальствующей оболочки вряд ли сегодня возрастает, но измерению не  поддаётся, так что, случись неприятность, тыкать пальцем примутся именно в меня! Тут моя розовощёкость понемногу заполняет весь обзор - я с ужасом жду в своём лице прорезки того зёва… Ужас, ужас! Будь у меня шевелюра, наверное, зашевелились бы волоски поштучно. А вдруг, как сейчас проявлюсь из метаморфоз, окажусь начальником в профиль? Они всё так бантично и розово пакуют, да не всегда тем начиняют! И как далеко меня, увидев с этакой пастью, запошлёт тогда Патрон? И что обо мне подумает Маруся? Только бы её здесь не повстречать! И тогда, в безликой толпе проглоченных, подобно мне, кандидатур в начальство, из самой чёрноты я свою Марусю вижу, а она - меня! Не пронесло - как я ни пригибался и ни отводил глаза! Маруся презрительно поднимает бровь, в усмешке изгибает губы и равнодушным тоном цедит приговор: «Вы, Онфим Лупсид, больше мне не друг мой». Караул! Спасите, кто-нибудь! Я тянусь и силюсь из глубины начальствующих руд типнуть, как всегда, Марусю за бочок и всё-всё ей разобъяснить: мол, я не виноват, случайно угодил в начальство, сам не знаю, как – чья-то пасть втянула… Тщетно: Маруся, не шевелясь, как статуя Девушки с веслом, удаляется, подёргивается дымкой, её большая фигура уменьшается и исчезает совсем… Я за ней кидаюсь, рвусь в чёрную пустоту: «Не уходи, Маруся! С кем я здесь, в яме, останусь вообще?! Мару-у-уся-я- я-а-а!..» И от ужаса я просыпаюсь. Действительно: холодный, оголённый, весь серебряный  такой, колочусь в ознобе… Увы, бескомпромиссный читатель мой, на поверку простудой и битостью лица я оказался тоже немножко дуалист пернатый: как озяб и стал серебряный такой, мне родная сторона представилась могилой, а как сделался розовощёким, всё у нас оказалось распрекрасно: тепло, музыка играет, птички сами по себе поют…

Да, быть начальником очень интересно: кресло, подковёрная борьба, любовь народа, закрома казны и секретарша, злоупотребление властью, суд…     

Отвлечёмся… Все русские бунты порождаются одним: утратой доверия к начальству! Разовью. Вот, с подачи престарелого, ум потерявшего, Гостомысла, зазвали на Русь варягов княжить и володеть славянами и чудью. А у внука Гостомысла, Вадима Храброго, бандитская власть викинга Рюрика с братьями и товарищами удалыми доверия не вызвала – и нате вам в IX веке первый на Руси кровавейший мятеж! Или Пугачёв: всё началось с  пустяшного заговора казаков, недовольных задержкой казённого довольствия в пограничную крепость Яик, где они служили, а вылилось почти в общегосударственный бунт на почве недоверия к трону, а сам Пугачёв, первым делом, сказался перед бунтовщиками «спасшимся» царевичем, зная наперёд, что народу всегда люб только «настоящий» царь, то есть «царь в анфас»! Пришлось Екатерине даже Суворова с еврофронта вызывать для доказательства бунтовщикам, кто тут «настоящий»… Страшно представить, что случилось бы с Россией, будь в екатерининское время хотя бы проводные телефоны и оружие первой ВОВ: Пугачёв всю страну поднял бы на дыбы и сжёг дотла, оголив границы для кочевников, турок, поляков и французов. Здесь дилемма: провоцирует бунты никудышное начальство, но взбунтовавшийся народ являет смертельную угрозу не текущему начальству, а существованию государства.

Россия – страна крайностей. Братским – с запасом политкорректно выражаюсь! - государствам наши крайности особливо опасными не представлялись до той поры, как учёные создали мощное и быстрое оружие уничтожения мира. А теперь наши братья, начитавшись Достоевского и пугая самих себя, загодя боятся «русского медведя» и всемерно Россию ослабляют, имея конечной целью ликвидировать совсем. Отухни, брат! Не доводи, сосед! Ой, не доводи! Предупреждаю свехполиткорректно…     

Я не Платон, но знаю, как править государством! Заявляю: русскому народу след всемерно прививать культуру гражданского сопротивления профильному начальству. Вот полезная мысль для интеллигента! Не путайте только с толстовским непротивлением злу насилием, то есть гражданским неповиновением начальству. Сопротивление здесь не означает мордобой, изгнание, отъём имущества и даже нелюбовь: можно из одного противоречия любить! Просто конституционная обязанность народа – противиться тому начальству, кое отчеканилось бесповоротно в профиль. Ибо, носы отворотив, начальство в профиль раз за разом безумно подводит свой народ к черте яростного бунта! Вот на либеральном Западе обществу разрешено день и ночь мирно противостоять давлению власти. Тем самым, народ выпускает из себя пар, а начальству не даёт зарваться: и нет у них бессмысленных бунтов, если не считать экзистенциальные бунты молодежи.

Но продолжим злобу того дня. Итак, по слёзной просьбе нашего пентагоновского директорала, господина Запруды, я отправился на его безымянный оборонный завод.

Дабы придать - в свете моих теоретических воззрений - пра­вильное направление моим же рекомендациям по возрождению в трудо­вом коллективе проблемного завода беззаветной любви к своей директо­рии, мне необходимо было, во-первых, выяснить, к какому роду на­чальников относится сам Пентагон - профильному либо анфасному, а во-вторых, ознакомиться с безуспешно опробованными уже здесь способами овладения душами трудящихся. Начал с «во-вторых», ибо Пентагон встретил меня у заводской проход­ной причитаньями такого рода:

-  Разболтался на моем заводе человеческий фактор. Бродит сам по себе где-то в цехах да по коридорам меж отделами, прячет­ся в курилках, в сортирах и за запертыми дверьми, никак не жела­ет к общественно полезному труду прибиться. А без него, без фа­ктора, не стать нам процветающей фирмой - любой Карнеги об этом знает. И тем более не стать в наши перекройкины времена, когда у народа с сознательностью туговато стало, а для матстимулирования - карман у предприятия пуст.

-  А бессеребрениковая душа русского человека не срабатывает?

-  Какая душа в рынке? Душа у труженика скончалась.

-  А идеологических пастырей уже привлекали?

-  Каких только пастырей ни навидался мой заводской народ, - вздыхает Пентагон, - и все полопались, как мыльные пузыри. Вот очередной эксперимент затеяли: вводим в штат отдела кадров единицу психолога-душеведа, конкурс объявили. Сегодня уже четыре претендента яви­лись. Идёмте позиции слушать.

 Заходим в отдел кадров. Там начальник ОК: весёленький мужик такой - по всему, военный пенсионер, как я.

-  Запускай по одному, - командует Пентагон.

-  Есть! – бежит к двери начальник ОК. – Сначала из «бывших»: первый секретарь райкома партии. – И сам командует за дверь. – Первый, заходи!

Заходит солидный мужчина в сильно пенсионных летах и при орденах от плеч до пуза; излагает:

-  Всё зло в разверзшейся пропасти между пентагоновским начальством и цеховым на­родом. Что делать, спрашиваете вы меня? Начальник первым должен перекинуть свою «пять» через эту пропасть - и жать, жать, жать страждущему народу своему протянутые навстречу руки, не жалея времени и сил, как раньше царь на Пасху жал, а теперь американский президент на выборах в телевизоре жмёт. Я сам, в бытность, по скользящему графику обходил заводы, и в цехах жал, жал, жал заскорузлые, промасленные руки станочников, обнимался с передовиками, с ветеранами и даже с подвернувшимися представителями ИТР. И пусть до шестнадцати раз на день мыл руки и замарывал три банных полотенца, зато на моих подопечных заводах не было этой бузы! Души подчинённых тают от панибратства с начальством…

Вот истинный Начальник в анфас, возрадовался я. Его способ примитивен, но эффективен. И универсален при любом известном материалистам способе производства, начиная с рабовладельческого.

-  Теперь проглот, - представляет нач ОК. - Новый тип учёного напёрсточника, современник всему на свете, сподвижник околонаучных заманих, деятель на проходняк. – Вызывает. – Современник!

Заходит «новый тип»:

-   Вау! Трудящийся пипл в этой стране давно уже готов молиться на золотого тельца. Я бы что натворил… Первое: стращал безработицей и обратил производственное соревнование в конкуренцию за рабочее место. Второе: выгнал с завода профсоюз – только директория должна быть дающей рукой, как хозяин для сторожевого пса. И третье, фишка: сэкономив на льготах, подвесил перед унылыми носами заводчан яркую морковку заново раскрашенной хай-системки матстимулирования, – и тогда их потребительские души возгорятся предвкушением скорого соприкосновения не с чёрным или цветным, а с презренным металлом, и резво потянут они ваш джип пере­кройки!..

Потянут и джип, думаю, не вечно же с возами возиться. По-современному  матстимулированная ду­ша заводского народа таких дел наворочать может!.. И цветной металл для страны сэкономим – на орденах и медалях!

-  Теперь прошу слабых выйти, крепких – лечь, - интригует нач ОК. - Дамочка ну очень соблазнительной окружности, Шахерезада а ля Непроймёнск. С её сладких уст любой не прочь послушать сказки всей тысячи и одной внебрачной ночи…

Вплывает местная Шахерезада:

-  Провалы социалистического душеведения объясняют­ся просто: трудящийся индивид воспринимался государством излишне социально, по прадедушке Ленину, а надо бы по естеству своему - по прапрадедушке Фрейду. Выделите мне только тёплый кабинет в Пентагоне, где я могла бы погружаться в глубинные пласты рефлексий и тайных желаний каждого трудящегося мужчины - а в этом деле необходим индивидуальный подход! - и тогда я верну их заблудшие души в лоно прибыльного для вас производства…

-  А как ваш индивидуальный подход к вдохновению станочников выглядит практически? – спрашиваю, самому даже интересно.

Шахерезада в миг разоблачается до купальника. Она исполняет «танец живота», потом нагибается надо мною, я осязаю её тепло и запах, сам закипаю…

-  На трудовой подвиг вдохновила?.. – шепчет мне на ушко.

-  Ещё на какой! Где этот ваш станок!

Пока меня крепко держат, Шахерезада, качая бёдрами, выходит вон.

Шикарно! Вовлечь в общественно по­лезный и прибыльный труд глубинные пласты и тайные желания каждого станочника и ИТРовца мужского пола! Если и десять процентов их рефлексий и желаний сможем дополнительно вовлечь, затоварим страну, как в эпохальном 1913 году! А их неработающим жёнам останется только чепчики бросать у заводской проходной в конце смены да по магазинам шляться.

-  Член Союза местных писателей, - представляет начальник ОК следующего вдохновителя. – Величав, велеречив. Маститый охотник до приработка.

Заходит маститый, и с порога:

-  О, душа, душа народная! Не гнушайтесь ею! Как за годы перекройки истосковалась она по проникновенному и, вместе, просто­му, бодрящему слову! Я наложу вербальный бальзам на кровоточащие души людские. Могу исповедовать трудящихся за ширмочкой в заводской раздевалке. Легко и непринуждённо могу ораторствовать на площадях и во время массовых демонстраций показушного энтузиазма народа. А, хотите, обойдусь и без верб и междометий: просто взойду к станку, к усталому чумазому токарю, отирающему промасленным рукавом солёный пот с закопчённого лица сво­его, возложу длань на его изнурённое плечо и загляну прямо в глаза - молча! Заплатите мне по скромной таксе за каждую воскрешённую душу – и ваша она! Вот прейскурант…

Да, быть кадровиком очень интересно: охота на людей, секреты, обращение чужих в своих, представление к наградам, приписка стажа, суд…

-  Придётся, видимо, брать всех четверых, - высказываю я своё мнение Пентагону. - Один, вместо вас, будет народу руки крепко жать, другой - в глаза молча заглядывать, третий – стимулировать наличными купюрами, четвёртая - наличным бюстом… На­кладно, конечно, ораву такую кормить, но, во-первых, нам не при­выкать, а во-вторых, где взять практикующих душеведов широкого профиля?

Ну, а теперь, к трудовому элементу - в цех! Но пойду один.

Уж не знаю, как у братьев англичан в Гайд-парке глаголом жжёт сердца у публики оратор, – как сам бывал - не видел ни одного, - а у нас выступающему с трибуны обращаться с народом поосторожнее след! Нашего пролетария, к примеру, ни в коем случае, даже в шутку, непозволительно спросить: ты почему, мол, пьянчуга, так много цельнодневных прогулов име­ешь? Или: почему ты, разгильдяй, детали на асфальтированный пол со всего размаха бросаешь? Почему ты, блошиный мастер, имея аж шестой раз­ряд, столько брака гонишь? Зачем, неряха, станок свой, ин­струмент, оснастку не щадишь? Пошто, вор, тащишь всё, на что глаз падёт?.. Немало претензий скопилось у общества к родному пролетарию. Вопросы скопились, но до сих пор не задаются: не принято как-то - традиции нет. С рабочими пора особо разобраться! 

Захожу в производственный корпус. Вот громада! Длиною метров четыреста, шириною сто пятьдесят, высотою – двадцать. Грохот, визг металла, шип воздуха и пара, цеховая специфическая вонь… Кран над головой переносит железный ящик стружки. Рабочие в очках, в наушниках, перчатках, одноцветных робах, лица и тела напряжены… – совсем другие люди, чем за проходной! Впрочем, не до сантиментов! Пока не задавила кара, вскакиваю на железную тумбу с инструментом. Придаю своему телу по-ленински профессиональную позу оратора, вдыхаю поглубже, кое-как прокашливаюсь с непривычки к гари и утираю быстренько слезу, и, с бодрящей улыбкой и перемогая вселенский гул и грохот, воззываю: «Нар-р-род!» Я услышан! Станочники, по цепочкам, с превеликой готовностью останавливают своих железных кормильцев, машут своим товарищам в наушниках, указуя на меня, и подтягиваются к моей тумбе. Даже крановщица, из-под самой крыши, гонит поближе межцеховой кран с пустой уже стрелой, останавливает его, свешивается из кабины прямо над моей головою, звонит несколько раз и машет кому-то в цеховую даль белым флажком. Подкатывают со всех сторон кары, забивают проходы и, понятно, ушлых водил станочники матерят - беззлобно, но со всех сторон. Заводчане, вытирая масляные руки, обсыпают и кары, и тумбочки, и кожуха станков, и горы заготовок… В три минуты собралось уже человек пятьсот. Никто не жуёт, не пьёт и не зевает, только ржут иногда да жмут руки, повстречавшись. Это признак! Давненько, знать, на номерном заводе не видели стороннего оратора живьём. Шум стихает постепенно. Гудит одна вентиляция да шипит где-то пневматика…  

Зачин в сеансе публичного душеведения должен быть, в идеале, таким, дабы у внимающих оказались затронуты самые животрепещущие струны души. Этих струн в душе русского народа к текущему перекройкину году осталось всего три: здоровье, зар­плата, жильё. Это, чаю, абсолютный минимум среди всех ве­ликих народов Европы, зато как не возрадоваться нашему преимуществу в части перспективы развития: как у обезьяны - перед человеком! Такая, казалось бы, душевная сирость, смею утверждать, только на пользу нашему обществу, изну­рённому вековым радением за вселенское счастье, ибо чем меньше струн, тем легче игроку, то есть начальству. А вдруг, кинетесь вы, опасливый читатель мой, спрашивать меня, вдруг начальство, заблуждаясь, решит ещё какую-то струну в душе народа оборвать? Ничего не выйдет! Всё что можно уже оборвано с исторических времён. Действительно, ну не будь у народа минимума здоровья - не ВОЗовского минимума, а скромного отеческого, - разве сможет он утром и днём на работе вкалывать, вечером огород копать, ночью «промышлять»? А не будь у народа минимума дохода - не американского минимума, а нашего, сродни милостыни, - разве не попередох бы он с голоду или не «по­брёл розно», как говаривали в старину? А потеряй народ последнюю надежду на обещанный через ипотечный кредит минимум жилья - пусть даже канареечный минимум - разве не перестал бы он размножаться или опять же, разве не разбрёлся бы розно по белу свету? Здесь товарищ Бодряшкин начальству не помощник.

А потому я начинаю с животрепещущего вопроса:

-  Народ! Как твоё драгоценное здоровье?!

-  Подлечиться бы, да лекарства в заводе не найдёшь… – начала было ответствовать классическая личность, но её сразу перебивает внушительный низкий  голос:

-      Какое, к чёрту, здоровье! Летом в цеху душно, пыль, жари­ща, вентиляция периодически не пашет! Осенью сквозняки, крыша течёт, льёт прямо на головы, на электрошкафы у станков, а в них напряжение - триста восемьдесят! Зимой холодрыга, пальцы у станочников немеют! В душе нет горячей воды через день! Ве­сной опять протекает!

-  Так вы, наверное, и на работу ходить боитесь? – меня как озаряет.

-  И боимся! - кричит женский голос из толпы. – В цехах уйма опасных мест: не заходим туда без крайней надобности, а если приспичит - стараемся пробежать быстрей-быстрей.

-  Что, опасаетесь - рванёт?

-  Может и рвануть: трубы с паром заржавели все, и котлы. А под давлением! Или пол провалится: на днях кара с заготовками в подвал ушла, в душевую провалилась, хорошо никто не мылся… Крыши, стены, перекрытия, лестницы, полы - всё изношено в лохмуты. Начальство экономит на ремонте – а нас подставляет! Колдоговор не выполняет. Утром пришли – и про себя ждём, где на этот раз рванёт…

-  А когда рванёт, - продолжает аккуратный мужик в очках, ИТРовец явно, - виновным сделают сменного мастера, или цехового инженера, а то и работягу: станочника, водителя, крановщика, сварного – всегда ищут стрелочника пониже.

-  И чем мотивируют формально? – спрашиваю очкарика.

-  Обычно вменяют «нарушение инструкции».

-  Значит, нарушаете-таки? – говорю построже. – За это и посадить могут: «за халатность», «за несоблюдение правил»…

-      Могут, если пострадавший выживет. Но в таких условиях, не нарушая инструкций, мы просто не сможем работать, цеха встанут, - говорит очкарик, и все одобрительно кивают, выкрикивают и гудят. – Мы-то проживём, а вот камни и железо «сыплются».

Тут протискивается к моей тумбочке один преждевременно об­лысевший тип и промвентилятором как загудит:

-  Вот я шлифовщик: обрабатываю детали, они покрыты хромом, кадмием. Дышу  тяжелым металлом у станка - целый день дышу! А как от рака лёгких на­чну загибаться, медики в один голос: «Непрофессиональная болезнь». И завод - в сторонке! Напарника моего уже схоро­нили - едва до пятидесяти дожил. Это - как?!

-  А техника безопасности?! - взвивается ещё один, с перебинто­ванным глазом. - У нас, что ни год, смертельный случай, а то и два!

-  Пусть в Пентагоне захлебнутся нашей кровью!

-  Дохнем по-тихому - и никому дела нет!

-  Уходить надо!

-  Куда?! Везде одно и то же!

-  Не самим уходить, а их гнать!

-  Пойдём на Пентагон!! – как взревёт вдруг Некто с горящими глазами. И принимается набатно стучать молотком по дверке железного электрошкафа. - На Пентагон! Порвём Запруду! На Пентагон!

-  На Пентагон!!! – орёт, мгновенно возбудившись, весь заводской народ и кидается железо разбирать.                 

 Вот удивительнейшее дело! В доселе обширных рубежах род­ного Отечества, в любом, даже самом здоровом, трудовом коллекти­ве всегда отыщется такой козёл-возмутитель спокойствия, кой норовит увести безропотное овечье стадо из, скажу, положа руку на сердце, достаточно сытого, тёплого и безопасного загона, где его содержит местное начальство. Такой козёл, вопреки здравому смыслу и зачастую бескорыстно, а из одной только лихости и вольнолюбия русского характера или, напротив, из одной только еврейской фронды всему и вся на белом свете, опасно играет на, увы, необыкновенной лёгкости перехода русского народа с одной позиции на прямо противоположную. А в масштабах страны этой чертой народа раньше играли целые стада козлов: диссиденты, борцы за права, «шестидесятники», «юмористы»… И доигрались: оставили народ без экономики, без жилья, без культуры, с обкромсанной страной… А начальству всё это теперь разгребать!

Я не масон, но манипулировать толпой умею. Будучи готов и к такому обороту, я, по ленинской методе выкинув руку в животрепещущие массы, кричу тогда, что есть мочи:

-  Верно, товарищи! Указать начальству на ошибки – святой долг наш! Рука об руку с ним живём, общее великое дело творим – и спрос с нас общий! Донесём начальству глас народа! Раньше секретарь парткома доносил, а теперь не­кому. Вот начальники и заблуждаются - без правдивой информация снизу! Поможем родному начальству!

Тот козёл, слушая меня, перестал по шкафу грохать, а как я закончил, сам вскакивает на соседнюю тумбу и, размахивая молотком, принимается хорошо поставленным зычным голосом толкать речь:

- Если бы начальники хотели с нами знаться, давно снизошли бы со своих пентагонов в цеха - хлопотать себе вотум народного доверия, просить у нас индульгенцию за прежние грехи. Так ведь нейдут начальники в народ! Боятся они в цех идти: сказать им народу нечего, а сделать ничего не хотят или не умеют. Раньше начальников наших сверху стращали министерство и ЦэКа, с боков - райком и народный контроль, а теперь они caми себе господа-предпри­ниматели: что в головы взбредёт, то и предпринимают! А трудовые коллективы системой новой власти стёрты в пыль! И у начальства от нас свербит в носу: чихает оно на нас, как на пыль…

 Козёл шпарит без остановки, а я про себя думаю: слишком гладко для простого работяги выражается, слишком… «Индульгенция», «снизошли», «свербит»… Видать, не раз репетировал на кухне перед сонной супружницей, а потом свои домашние заготовки в раздевалках и в душевых на заводе обкатывал. Козлов у нас, в сам деле, прорва - любой масти и длины рогов. А этот, пожалуй, не тот безумный козёл, что овец из загона уводит. Яв­но это ренегат-инженер из тех, кто на диплом свой плюнул и за длинным рублем в станочники ЧПУ подался, а недавно огляделся: «Ба! Да отсюда, из густых закопчённых масс, я прямиком в чистенькие председатели профкома взлететь могу! В главные, то есть, прихлебатели. Связями обрасту, на аренду профсоюзной недвижимости сяду, на путёвки, и по мелочам… Ну и отслужу, конечно! Заключу коллективный договор и тарифное соглашение на условиях начальства; прослежу, чтобы болезные не шибко-то бюллетени брали и переносили хвори на ногах; похороню тихонечко профилактические медосмотры на вредных производствах и диспансеризацию; не дам членам уйти за ворота в независимый профсоюз, и чтобы искали правду не в судах, а в моём кабинете… В партию начальников вступлю – как уж она там сегодня у них называется – «недогоняющие», кажется? А потом, глядишь, начальство меня и в думу вытолкнет, как представителя народа, в губернскую, а то и сразу - в гос!»… Понятно мне, почему козёл юлит. Он сначала, дабы в профком-распределитель вскочить, дол­жен на чём свет стоит начальство местное костерить, а потом, дабы удержаться у пирога, обязан с пеной у рта доказывать народу, что, дескать, начальство, благодаря его, народного избранника, прин­ципиальной позиции, затеяло исправляться и вот-вот совсем испра­вится, только не надо его третировать и беспокоить по пустякам…

- …Нет чтобы провести реконструкцию, организовать на за­воде конверсию, - продолжал витийствовать будущий профлидер и большой палец на левой руке директорала, - они пооткрывали при себе кучу банков, магазинов, фирмочек, оффшоров и кормятся с ниx: в ус не дуют! Гособоронку в личную кормушку превратили! Гордость отеческую, оборонку, нашими костьми-жилами выстланную, потом-кровью политую, на смерть обрекли! Начальство не хочет защищать страну!.. Не от кого, вишь ли, родину теперь защищать! Наши враги в одночасье стали им друзьями! Это измена!..

Да это же, братцы, истинный самородный талант! Неоклассический охлократ! Поп Гапон во главе заводского народа, только не с оранжевым прапором, а с пролетарским молотком в руке. Вот ведь ни­кто и никогда не учил его, а умеет, козёл, одним мановением вздымать народный вал чудовищной силы, яростно бросать его на скалы государственной системы и, разбив, вести остаточную рябь в укромную бухту - плескаться под кормой адмиральского фрегата. Главное, каков пафос! Содержание не в счёт: разве же новость какую сказал?

Пора, однако, инициативу брать в свои руки: такой драйв нам не нужен! Рабочему надо прояснить! Да и толпа растёт – из дальних цехов уже пришли, из подвалов, с антресолей слезли ИТР…

-  Не обороняться, - кричу в животрепещущие мас­сы, - а наступать по всем фронтам перекройки! Особливо на запад­ном! Всадим капиталисту в артерию свою нефтяную иглу! Задушим сибирским газом! Завалим дровами и металлоломом! А кто в этой пустыне египетской ваш поводырь? Начальство!

-  Ага, заработались, бедняжки! - вступает опять козёл. - Вся их перекройка суть регрессивный переворот теневиков и номенклатуры за счёт трудящегося народа! Это даже не революция, а подлый переворот, удар в спину народа! При революции освобождается дух, расцветают науки, создаются новые производства, возникает новое искусство. И где этот свободный дух?! Где современные идеи, новые заводы, песни?! Газовые и нефтяные трубы – не новое вам производство! Чем больше этих труб сегодня, тем бедней страна, в которой жить нашим детям! Копают ископаемые те, кто не хочет думать! Умный лопату в руки не возьмёт! Общество потребления отбирает жизнь у будущих поколений! А где мы, рабочие, в этом обществе?! Разве мы стали больше зарабатывать?! Разве у нас появились новые социальные гарантии?! Нет! Социальные гарантии мы как раз потеряли! Новая система лишила нас и доходов, и права голоса! В их обществе потребления у нас будущего нет! А ведь этот грабительский переворот сотворили люди старой закалки, с партбилетом, с остатками совести, куда ни шло! Главные же паскуды в начальстве ещё впереди! Новые мерзавцы всегда мерзотней старых! Рабочим нельзя молчать! Опять ничего, кроме цепей, у нас не осталось! На Пентагон!

-  На Пентаго-о-он!!! – вопят в тысячу глоток.

-  Тогда слушай, народ, сюда! – кричит козёл. – Цеха левого пролёта идут на Пентагон по эстакадам! Цеха правого – двигаются по наземным переходам. Седьмой и пятнадцатый цеха – по подземному переходу; они занимают в Пентагоне нижние технические этажи. Монтажный и строительный цеха лезут на Пентагон по пожарным лестницам, занимают крышу и верхний технический этаж. Энергоцех отрубает Пентагону тепло, электричество и вентиляцию. Транспортный цех перекрывает машинами все проходные и ворота! Бабы: начальников цехов, кто будет мешать, запрёте в душевых и раздевалках! Остальные цеха идут за мной через главный вход! Берите монтировки, кувалды, сварку, инструмент – будем вскрывать двери, если запрутся. А ты, сварочный цех, сделай таран: ручки приварите к трубе с толстой стенкой, ну сообразите, быстро! Вот наши требования к начальству! – выхватывает козёл из-под робы пачку листов формата А4. – Разбирайте по цехам! Не переодеваться! Выступаем через десять минут!

Да у козла и уже заготовлен план шествия на Пентагон - для заключения мирового соглашения! Ждал только случая. Подкатывают две кары с арматурой. Ну, нет! Я козлом отпущения не стану!

-  Правильно, - кричу что есть силы, - всегда надо действовать по чёткому заранее приготовленному плану! Кто-то за вас подсуетился: сию минуту решили бастовать, а две тонны арматуры уже нарезаны для уличного боя! Главное: организация и порядок, дабы технику безопасности на опасном производстве не нарушать! Для этого каждый должен знать свой манёвр! Офицерство к выступлению готово! Беру на себя охрану склада спирта! Стоять буду до конца!

В народе происходит замешательство.

Один кричит крановщице:

-  Нюра, какое у него звание? Глянь на погоны.

-  С одной стороны майор, - отвечает Нюра, - с другой – подполковник.

Тогда посыпались отовсюду восклицания:

-  Кто он такой?

-  Подподполковник – кто!

-  Может, новенький, с военной приёмки?

-  Почему он?!

-  Спирт ему отдай!

-  Умник нашёлся!

-  С квадратной головой!

-  Последнего лишают!

-  Бабы, заприте его тоже в душевой!

-  Правильно: пусть и стоит под душем до конца!

-  Седьмой цех берёт спирт на себя! – орёт какой-то добрый стахановец.

-  Ага, седьмой! – ему отвечают. - Вас через полчаса ногами вперёд можно будет выносить! У седьмого больше всех прогулов по этой части!.. Спирт на себя берёт четырнадцатый цех!..

-  С какой стати четырнадцатый?!

-  А через кого идёт военная приёмка?! У нас как раз сейчас, в антресолях, сидят представители заказчика, офицеры. В армии умеют делить по-честному!

-  Знаем этих честных! Чтобы они от завода бракованные изделия приняли, начальство их спиртом откупает!  Еженощно сидят на своих антресолях и пьют: хватит с них!  

-  Спирт на себя берёт девятый цех! Мы к складу ближе всех территориально!

-  Давно бы сделали подкоп!

-  Транспортный цех берёт спирт на себя - в нагрузку поверх ворот: мы его на завод привезли, нам и охранять!

-  Нет, сборочный берёт! Мы основные потребители спирта: умеем свои детали полоскать!..

-  А мы, значит, не умеем?!

-  Да пошли вы! Спирт берёт…

Люди спорят, кидают и перекидывают жребий. Козёл-возмутитель не может совладать с гвалтом. Когда, наконец, разобрались, обнаружилось: уже позабыли - какому цеху блокировать что в Пентагоне. И тогда, уже с раздраженьем на себя, опять взялись шумно спорить и ругаться. И родилась, конечно, горькая-прегорькая для народа истина: во всём начальство виновато! Значит, немедля его долой!    

-  Нар-р-род! - кричу тогда в свирепеющую по второму разу толпу. – Главную цель операции усвой! Начальству в Пентагоне надо прояснить!..

-  Усвоили уже!!! - отвечают в сотни глоток.

-  Хватит с нас!

-  Хотим жить в их домах!

-  В их квартирах!

-  На дачах!

-  Их дворцы заработали мы!

-  Хотим ездить на курорты!

-  Как раньше ездили!

-  Отобрали у нас всё – пусть отдают назад!

-  Ворьё!

-  Порвём Запруду!

-  Долой!!!

-  Всех рабочих на Канары, а начальников – на нары! - принялись скандировать, стуча в такт и визжа металлом…

Да, Пентагон прав был - бунтом пахнет. А какая в цехах оказалась звуковая железная поддержка – футбольные стадионы отдыхают! Только вот экспроприация личного имущества и нары для профильного начальства – такой катаклизм в планы будущего профкомовского козла уже не должен бы входить… И точно: козёл-возмутитель в беспокойстве, его никто не слушает.     

-  Вас подстрекают, товарищи! – кричу в массы. – Я сам погранец, разведчик: шпионы – по моей части! Смерть шпионам!

-  Смерть шпионам! – кричат сто глоток. – А кто шпион?

-  Вот этот! – показываю на козла-возмутителя. Пронюхал, гад, что ваш боевой профком в кои веки готовит настоящую стачку, и заложил в Пентагон. А начальство поручило ему спровоцировать упреждающее стихийное выступление. Стихийное, значит, незаконное! А незаконное выступление почти всегда – по результату – провально!

-  А на кой начальству самому провоцировать?! – кричит из толпы самый дотошный.

-  А на той, чтобы у заводчан не появился опыт законной – почти всегда результативной! – борьбы за свои права трудящихся! Как организуются стачки на Западе!

Козёл-возмутитель, вижу, спрыгивает с тумбочки и исчезает за спинами. Народ сыпет проклятья.

-  Провокатор!

-  Продажная сволочь!

-  Я больше не буду работать с ним в одну смену!

-  Эй, гальванический цех, завтра макните его в ванну с кислотой: пусть попробует перед нами отмыться!

-  А сейчас-то что делать?!

-  У меня руки чешутся!

-  Чеши в другом месте!

-  Репу свою!

-  Начальство всё равно сволочное – провокаторов подсылает!

-  Долой Пентагон!

-  Всех рабочих на Канары, а начальников на нары! – скандируют.

-  Верно, товарищи! - искренно соглашаюсь я, потрясая «ленинской рукой». – Офицерство - с рабочим классом! Долой профильное начальство! А поименно - кого и за что? Здесь сразу определиться надо, дабы невиновный не пострадал. У начальников тоже дети есть. Арматура, нары – не пустяк! Хватит, настрадались от самоуправства! Я знаю: ты, народ, справедлив - правильного начальника третировать не станешь!

Заводчане от моих праведных слов приходят в смятение: вертят головами, издают реплики недоумённые, опускают руки с арматурой…

-   Вы своё начальство знаете поимённо?! - вопрошаю уже с нажимом. – Кто что делает, за какие направления в работе отвечает? Не все же сволочи и воры – такого в природе не бывает!

В ответ гул недоумения. А я наседаю:

-  Позор, товарищи! Не изучив противника, как атаковать?!  Америка чёрт-те где за океаном, и пользы от неё для вас никакой, один вред, а всяк из вас президента США из их Пентагона в лицо легко узнает, как в цеху встретит. А однокорытников своих за столько лет распознать не сподобились. Хотя бы любопытства ради…

Пристыженные люди стали отворачиваться, бросать арматуру, разбредаться по цехам, станки вклю­чать. Поехали и кары, развозя людей, тронулся кран под потолком… Обстановка разряжается…

Тогда рассказал оставшимся ротозеям пяток анекдотов из интимной жизни незадачливых начальников и закруглился. Потому что не было смысла продолжать. Высшее начальство в огромном заводе оказалось профильным, что, в общем-то, редкость даже в наши времена. Мой богатейший арсенал прививок народу вакцины любви к начальству, увы, был в тот день не востребован – и всё из-за вульгарного незнакомства реципиента с потенциальным объектом любви. А к портрету профильного директорала в рамке или, там, к прижизненному памятнику на заводском дворе народ­ную тропу не протопчешь - никакой ЖИВОТРЁП не поможет. Если уж в тишайшей Японии в вестибюлях компаний народ резиновые физиономии своим начальникам бьёт, то у нас… Рабочего не доводи!

Впрочем, как профессионал, не могу растекаться по древу. Вот, если я со временем отыщу на сём заводе хотя бы парочку начальников в анфас, умею­щих по команде имиджмейкера скалить зубы…